Квартет Я. Как создавался самый смешной театр страны - Александр Демидов

Старшекурсники ушли, а нам показалось, что этого мало. Мы захотели так же разыграть еще кого-нибудь. Например, нашего однокурсника Андроника Ерицяна.

Андроник жил на втором этаже и в это время уже, по нашей версии, должен был спать. Мы устроили человеческую лестницу – залезли друг на друга, я полез на самый верх – по одному человеку, по второму, долезаю до окна второго этажа, стучусь в него, шатаясь на плечах тех, кто держит меня внизу, и пытаюсь скорчить рожу. Но никто не пугается, а из темноты я вдруг слышу совершенно спокойный армянский голос: «Эй, Сашко! Задолбал. Иди на хер». Мы чуть не грохнулись от смеха на землю и вернулись к себе.

Однажды после трудового рабочего картофельно-морковно-свекольного дня мы решили устроить праздник, а именно – выпить. Была придумана целая история. Гонцами за спиртным в деревню были выбраны Леша Барац и Камиль. После завершения работы в поле мы должны были возвращаться в лагерь на автобусе. Все сделали вид, что все студенты в сборе, а Камиль и Леша тем временем спрятались где-то среди гор свекольно-морковной ботвы. Когда автобус со всеми студентами уехал, ребята направились в ближайший магазин и закупили бутылок двенадцать или пятнадцать имбирной настойки.

Имбирная настойка – это, конечно, убийственная вещь. Тем более для людей неопытных, как я. Пока Камиль и Леша добирались до лагеря, прошло какое-то время. Так уж вышло, что, только мы разлили по стаканам настойку, нас позвали на общее собрание, которое должно было начаться минут через 20 в актовом зале. Подобные сборы регулярно проходили у нас там, чтобы наметить планы, поругать или похвалить кого-то. Нам предстояло за 20 минут быстро выпить. Мне налили полстакана этой имбирной настойки, все чокнулись и выпили. И как-то первый раз выпилось очень легко – с легким искривлением лица, но мы же мужики, мы все уже взрослые. Тут же из-за спешки всем разлили по второй, мы тут же снова выпили… и пошли на собрание.

Собрание я помню плохо. Я очень много смеялся. По-моему, без всякого повода. Не знаю, что делали остальные – я как-то выпал из общего процесса и не наблюдал за другими. Помню только, как прекрасно было мне.

Главное – было очень весело. Например, мы с Лешей Барацем пошли гулять. Мы хохотали, пили эту настойку прямо из горла и почему-то бегали вокруг памятника Ленину. А потом, когда я вдруг остался один, мне пришла свежая идея залезть на памятник, а именно – на его руку. Что еще может прийти в голову молодому студенту, которому очень хорошо? Залезть на руку к Владимиру Ильичу и оттуда вместе с ним спеть оперную арию – это было логично и естественно.

Поднявшись, я вдруг понял, что один, и решил все-таки вернуться в корпус. Главное, о чем я думал, – это как пройти по лагерю непринужденно и прямо, не пошатываясь, улыбаясь всем встречным. Мне казалось, что я так и делал. К счастью, меня никто из преподавателей не встретил. Мы ездили тогда не с основным педсоставом, а только с физруком и еще кем-то. По дороге в корпус я никого не встретил и знать не знал, что у меня все лицо в крови.

Когда я вошел в комнату, все бросились ко мне с вопросами, что со мной произошло? И я почему-то сказал, что меня побил Андроник. Почему Андроник? Ничего он мне не сделал – зачем я про него это наплел? То ли мне показалось малоинтересным сказать, что я просто упал, то ли мне было стыдно, что я сам разбил себе лицо, и надо было на кого-то это спихнуть. Версия, что тебя побили, выглядела трагичнее и убедительнее.

Все побежали к Андронику:

– За что ты Димедрола побил?

У меня еще со школы кличка была Димедрол.

Но Андроник спокойно, как всегда, ответил, что он меня не бил и вообще пальцем не трогал и даже не видел. Тогда все вернулись ко мне и стали допытываться, кто меня побил на самом деле. Зачем-то я перевел стрелки на Максима Сытника. Это был студент Музыкального театра, только что вернувшийся из армии, накачанный, в гимнастерке, красивый очень! Когда он пел песни, все девушки на него заглядывались. Но дело было не в этом, а в том, что, если уж не грозный, худой армянин меня побил, значит, уж точно этот здоровый парень.

Когда все прибежали к Максиму, он удивился еще больше Андроника и сказал, что бить первокурсников – это не по-братски.

В общем, дальше я уснул.

Очнулся я утром, но не в своей комнате, а в туалете. Первое, что я увидел, были золотые зубы, которые чистил себе какой-то старшекурсник. Я прибежал в комнату: «Как же вы могли? Зачем же вы так?» Ребята решили так надо мной подшутить. От меня сильно разило спиртным и тем, что бывает, когда переберешь.

На картошке было хорошо. Днем мы кое-как работали, а по ночам веселились. Но как-то раз мы со Славой, устав работать в поле, решили поспать. Прилегли на гору ботвы и заснули так сладенько. А ребята куда-то уже все ушли вперед. Я помню, мы просыпаемся, а на нас такими удивленными глазами-шарами смотрит заяц. Причем, так внимательно смотрит. Мы смотрим на него, а он смотрит на нас. Издалека доносятся крики наших друзей, которые зовут нас, потому что автобус уже уезжает. Как только заяц понял, что мы не спим, он рванул от нас. Мы попытались за ним угнаться, но куда там.

Нас со Славой хотели из нашего трудового лагеря выгнать за плохое поведение. Даже грозили нам чуть ли не отчислением из института. Но мы как-то обаяли педагогов, которые за нами смотрели, и нас, слава богу, простили.

В ней рассказывается о том, как развал страны сыграл нам на руку

С педагогами нам очень повезло.

Мастерство актера нам преподавал Владимир Сергеевич Коровин, который, будучи артистом, закончившим МХАТ, распределился в Хабаровск. Там он был настоящей звездой – на всех спектаклях Коровина всегда были аншлаги. Кстати, в Хабаровском театре он работал вместе с Марком Анатольевичем Захаровым, который, правда, был в то время еще не так известен даже в Хабаровске.

Актерская карьера Марка Анатольевича не задалась, и он решил стать режиссером. Действительно, стал им и добился очень многого. Это сейчас уже уходящая натура, к сожалению. Захаров – прекрасный режиссер, пришедший в «Ленком» и создавший там огромное количество потрясающих спектаклей.

А наш Владимир Сергеевич, приехав после Хабаровска в Москву, не добился таких успехов. Он служил в Театре Гоголя, и там было довольно уныло. Коровин устраивал там постоянно какие-то капустники и играл в спектакле «Верхом на дельфине» – самом популярном спектакле умирающего театра.