Из озера взметнулись молнии - Милисав Антониевич-Дримколский

по их лицам струился пот, прочерчивая бороздки на покрытой пылью коже. Мартин обернулся к бригадиру каменщиков:

— Все хорошо, только сейчас копать и вывозить породу нельзя. Когда установят последнюю балку креплений, тогда можно продолжать. Риск велик. Даже на таком небольшом расстоянии от выхода может обвалиться незакрепленная часть свода.

— Да нет, ничего страшного, товарищ Мартин, они копали железнодорожные туннели без всяких креплений, а здесь порода твердая, горная.

— Рисковать нельзя! Я отвечаю за все! — повысил голос Мартин.

Рабочие прекратили отвал породы, все занялись установкой креплений, подтаскивали бумажные мешки с цементом, замешивали бетон. Несколько рабочих пытались выкатить наружу огромный черный камень, они старались изо всех сил, упирались ногами, меся вонючую черную грязь у входа, запах которой смешивался с терпким, кисловатым запахом пота.

— Оставьте его на месте, — приказал инженер. — Это опасно. Эти два-три метра у выхода необходимо закрепить и облицевать по всему своду. Мы не имеем права подвергать опасности чью-либо жизнь, — предупредил он, внимательно глядя на бригадира.

Попрощавшись с рабочими, Крстаничин направился к выходу, заодно измерил толщину уже уложенного бетона — снизу, сверху и по бокам. Удовлетворенный работой, он еще раз посмотрел на готовый участок туннеля и быстро зашагал в город. Около одиннадцати часов он уже был в Уездном народном комитете, но Китаноского не застал — его срочно вызвали в комитет партии. Как пройти туда, Мартин спросил у того самого представительного старика с обвисшими усами, которого встретил, когда впервые пришел в народный комитет. Старик задумался, кашлянул, пощипал густой ус и наконец объяснил.

От площади Крстаничин повернул вправо и по узенькой пустынной улице, застроенной лачугами, спустился к ручью, однообразное журчание которого действовало на нервы. По скрипучему деревянному мосточку он перебрался на другой берег и вошел в широкий двор за железной оградой, громоздкой, давно заржавевшей. Среди аллей фруктовых деревьев стоял старинный господский дом с колоннами, цоколь был расписан мелким орнаментом, рамы узких длинных окон, выкрашенные в зеленый цвет, покривились и растрескались. Мартин вошел в приемную и, сделав вид, что не замечает поднявшегося навстречу верзилы, постучал в дверь слева от окна и открыл ее. Сидевшая за канцелярским столом женщина лет тридцати, длиннолицая, с носом картошкой, в ситцевом бледно-рыжем платье, подняла голову.

— Скажите, пожалуйста, — обратился к ней Мартин, — здесь товарищ Китаноский?

— Да, он здесь, но занят. Идет заседание комитета.

— Вот как! Но мне надо с ним увидеться. Весьма срочное дело. — Он хотел еще сказать, что стройка не ждет, что только Китаноский может помочь… Но не сказал.

— Обратитесь к товарищу в приемной, он о вас доложит. Может быть, заседание уже заканчивается, — ответила женщина, удивляясь смелости человека, который, не спросив разрешения у дежурного в приемной, идет прямо в кабинет.

— Я о вас доложу, дорогой товарищ, — нагловато ухмыльнулся верзила, вошедший вслед за ним.

— Вы мне не нужны. Я знаю, к кому обращаюсь, — ответил Мартин и опять повернулся к женщине: — Прошу вас доложить обо мне немедленно. Я директор строительства в Ханово. Мне пришлось оставить стройку, чтобы поговорить с Китаноским, а я там единственный инженер. Вы только себе представьте, что значит один-единственный инженер!

Его решительность говорила о том, что пришел он действительно по неотложному делу, но женщина, однако, смерила строгим взглядом его хмурое лицо и, пожав плечами, предложила присесть. Из ее канцелярии дверь вела в старинную гостиную, где проходило заседание комитета. Она вошла туда, извинилась, что беспокоит, и шепнула на ухо Китаноскому о посетителе. Возвратившись в канцелярию, она вежливо сообщила Мартину, что председатель Уездного народного комитета скоро выйдет. Мартин поблагодарил, встал и нервно зашагал по комнате. Секретарша незаметно, как умеют женщины, наблюдала за ним.

Спустя несколько минут Китаноский сердечно пожимал руку Мартину. Они обрадовались встрече, как старые приятели, испытанные друзья. Надежда, что решительный и доброжелательный председатель поймет его и поможет, развеяла мрачные мысли инженера, лицо его просветлело.

— Товарищ Наум, у нас скоро не будет ни коней, ни ослов, ни повозок. Положение отчаянное! — начал он с ходу, и опять на лбу у него пролегли глубокие морщины. — А Управление — там все спят крепким сном! Не отвечают даже на письма… Что они, насмехаются там надо мной, над моими просьбами? Знаю я их, давно изучил. Злые у них души, черствые.

После этих слов Мартина Китаноский пристально посмотрел на него, потом едва заметно усмехнулся, положил ему руку на плечо.

— Не отчаивайся, товарищ Мартин. Все будет в порядке. Твое упорство — самая лучшая гарантия.

И взяв его под руку, Китаноский вышел с ним в сад. Они уселись в тени под яблоней возле ручья на треногие, сработанные топором табуретки.

— Сейчас страда, крестьяне, чтобы вывезти хлеб с полей, забирают со стройки своих коней с телегами. Нам уже не на чем подвозить строительный материал, скоро все работы остановятся. Разве можно это допустить?

— Почему же ты, товарищ Мартин, не сообщил нам об этом? Мы бы приняли меры, все бы постарались помочь такой важной стройке.

— А время? Где мне его взять, чтобы прийти к вам? Я же не могу оставить стройку, где, кроме меня, нет ни одного инженера.

— А ты напиши записку, пошли с кем-нибудь, мы сразу приедем. Я, например, готов в любую минуту. Ни тебя, ни дело, за которое ты так болеешь, мы не оставим без внимания. Слушай, хотя я не говорил об этом с товарищами, но обещаю: как только получим два грузовика для нашей строительной организации, один сразу же передадим вам. Вот так!

Тень усталости и тревоги слетела с лица Мартина. Ему, как мальчишке, захотелось подпрыгнуть, обнять Китаноского, но он сдержался и только похлопал его по плечу, пристально посмотрел на него и что-то пробормотал.

— Я думаю, товарищ Мартин, — продолжал председатель, — что мы таким образом хотя бы в чем-то тебе поможем. Но одновременно будем требовать по партийной линии, чтобы Управление действовало оперативнее, своевременно информировало строительство, чем может ему помочь. В конечном счете Управление отвечает за стройку, и оно обязано проявлять заботу. Просто удивительно…

— Правильно, товарищ Китаноский, иначе и быть не может! — весело откликнулся Мартин, бодро поднялся и хотел уже было пожать на прощанье председателю руку, сердечно поблагодарить, но Китаноский остановил его.

— Будем расшевеливать администраторов, приросших к своим удобным креслам, засевших в конторах и потерявших связь с жизнью. — И потеплевшим голосом он добавил: — А тебе, товарищ Мартин, спасибо за все. Народный и партийный комитеты знают, что на тебя, единственного специалиста-строителя, легла вся полнота ответственности, все это нам известно. Ну а как проявил