И сколько раз бывали холода - Татьяна Свичкарь

…Людмила Константиновна жила в одном из старых домов на Дворянской. Было ей лет, наверное, за семьдесят. Изящная седая дама. Она угостила их чаем с пирожными.

– Это платье не театральное. Мне привезли его из Парижа, для бенефиса, – сказала она, распахивая шкаф.

В шкафу было много вещей, но и Саша, и Ольга Сергеевна сразу поняли – это. Платье искрилось голубизной моря в яркий солнечный день. Искрилось и переливалось. Так в старых детских фильмах мерцающими звёздочками изображались мечты.

Саша подумала, что, если бы такое платье надели на корову, все забыли бы, что это корова, и видели бы одно голубое сияние.

Захар оставил дома её тетрадь. Брал списать английский и забыл принести в школу. На другой день работы надо было сдавать.

– Зайдём после уроков ко мне, – покаянно предложил он.

Захар жил в бесконечно длинной девятиэтажке, в народе называемой «шоколадкой». Отчего-то её, единственную в квартале, выкрасили в жёлто-коричневый цвет.

Когда Захар отпер дверь и кивнул Саше: «Проходи», как обычно, первый взгляд её был – бедно живут, богато? Если бедно – своё, родное. Если богато…

У Захара было пусто. Коридор, выкрашенный голубой краской. Здесь Саше полагалось ждать. Захар ушёл в комнату за тетрадью.

Из кухни вышла женщина, показавшаяся Саше очень старой. Халат завязан кое-как, дряблые руки. Волосы неопределённого цвета, с обильной проседью, висят вдоль лица.

– Здравствуйте, – сказала Саша.

Женщина внимательно на неё посмотрела и промолчала.

– Ты в магазин ходил? – крикнула она негромко, жалким, каким-то срывающимся голосом.

Саша стала смотреть себе под ноги. Возле полочки для обуви, у самой двери, она заметила несколько пустых бутылок из-под водки.

Захар вынырнул с тетрадью и чёрным пластиковым пакетом.

– Я из школы только, сейчас пойду.

– Пойдёшь ты… – женщина подняла руку, то ли замахиваясь на сына, то ли отмахиваясь от него. – Ты сейчас шлёндрать уйдёшь до ночи, знаю я тебя…

Дальше пошёл мат. Захар торопливо отпирал дверь. Оказавшись на лестнице, ребята не стали ждать лифта, благо жил Захар на третьем этаже.

В подъезде он привалился к стене:

– Понимаешь теперь, почему я хочу уехать учиться? Далеко…

Саша кивнула. И ещё она знала – он не вернётся.

Наступил «день икс». Саша проснулась на рассвете. За окном захлёбывались, пели соловьи – настоящий соловьиный гром. Саша встала и пошла к маме. Прилегла рядом, ощущая родное тепло. С мамой всегда чувствуешь себя маленькой, всё просто и безопасно. Ольга Сергеевна обняла дочку, прижала к себе, укрыла одеялом. И, пригревшись, обе уснули неожиданно крепко, так что их разбудил будильник.

– Спокойно, ты всё знаешь, – повторяла Ольга Сергеевна, пока Саша допивала кофе. – Не торопись, времени вам дают много. Главное, даже не пытайся списывать.

И тут же возмутилась:

– Ну почему? Мы все списывали. В наше время никакого выбора не было, мы сдавали все экзамены. По литературе я шла прекрасно, а физику не могла понять, хоть убей. Нарезала такие узенькие полосочки из бумаги. Ещё помню, она была голубого цвета. Прекрасно всё прошло: вытащила, списала – и сдала физику на пятёрку.

– А институт, – продолжала Ольга Сергеевна. – У нас тогда не хватало учебников, а Интернета и в помине не было. Бывает, увидишь два толстенных тома за три дня до экзаменов. Тоже сидели писали шпаргалки… Только они назывались «бомбы». Мы нашивали на комбинацию кармашки и в них стопочкой складывали листочки. Берёшь билет – ага, четырнадцатый. Садишься, приподнимаешь юбку, лезешь в карман и на ощупь отсчитываешь четырнадцатый листочек. Теперь надо его только незаметно вытащить – и всё, ответ перед тобой. И что, мы некультурными людьми выросли?

Вместо «бомб» она сунула Саше в карман шоколадку, перекрестила дочку и ещё раз повторила:

– Всё будет хорошо!

…Настороженные, ребята стояли на крыльце школы. Вася пытался разрядить напряжение.

– Кто не сделает все задания – к стенке.

– Да-а, а вы знаете, сколько там камер понаставлено? – проскулила Анеля.

– И в туалете? – уточнил Вася.

– Ага, внутри унитаза. Будут три года хранить записи с твоей голой жэ, – сказал Захар.

Наконец их развели по классам и рассадили. С Сашей оказались ребята из разных школ. Из своих – только Коля и Анеля. Саша уже знала, что Коля часть заданий будет делать методом «научного тыка». Анеля прижимала пальцы к вискам, наскоро читала молитву. Саша так и не узнала, какой подружка веры. Она же полька. Может, католичка? Читает сейчас что-нибудь вроде «Матка Боска…»

Наступило то, к чему их готовили весь этот год. Полагалось испытывать волнение и страх. Саша вспомнила больничную палату, Андрюшку. Если бы его матери сказали, что он останется жив, но никогда не сдаст ни одного экзамена, она рассмеялась бы от счастья. Что экзамены? Ерунда на постном масле.

От этих мыслей всё встало на свои места. Совершенно спокойно Саша принялась заполнять бланки.

Уже выйдя, в коридоре, она показала видеокамере средний палец.

Она сбегала с крыльца, когда заметила, что навстречу ей идет высокий светловолосый человек. Она его уже где-то видела… Ах да… это же тот мужчина, с которым они пересеклись на «Зарнице».

– Добрый день! Поздравляю, – сказал он.

Саша рассмеялась:

– Пока не с чем. Я же ещё не знаю результатов.

– А что вы сдавали? Математику? Всё решили?

– Всего восемь заданий. В лучшем случае будет тройка. Математика – не мой конёк. Но это всё равно. Лишь бы аттестат получить. А вы здесь кого-то встречаете?

Он чуть смутился:

– Вообще-то, вас. Я просто не знал, как ещё вас найти.

Он протянул ей белый пион. До этого Саша не замечала цветка. Где он его держал? За спиной?

Лепестки у пиона нежные, шёлковые. И такой свежий запах… Саша терпеть не может сладкие запахи. И эти розы из магазинов, парадные, на длинных стеблях, тоже не любит. Какие-то они ненастоящие, точно их сделали из синтетики. А пион – сама весна.

Они медленно пошли по дорожке, ведущей к воротам школы.

– И куда вы собираетесь поступать?

– Я хочу работать с детьми и лошадьми, – призналась Саша. – Хочу быть инструктором по иппотерапии.

– Здорово, – искренне сказал он. – А где этому учат?

– Я поеду в училище в Воронеж.

– Давно не встречал человека, который выбирает дело просто по душе. Когда я был в Европе, видел там аптеку, которой триста лет. Она переходит из поколения в поколение. Есть кондитерская, которой лет двести. Люди занимаются любимым делом. А у нас всем надо быть офисным планктоном. Вы… – он помедлил, – ты, наверное, уже где-то занимаешься с лошадьми?