И сколько раз бывали холода - Татьяна Свичкарь

Он вскинул винтовку и, почти не целясь, выстрелил. В десятку.

– Понятно?

Саша усмехнулась краешком губ. Как она соскучилась по винтовке! Пять пуль, пять выстрелов. Слышались только металлические звуки «ломающегося» ствола. Десятка, десятка, десятка… Дырочки на мишени сливались в одну. «Спецназовец», который ещё ни разу выстрелить не успел – всё прицеливался, забыл о своей винтовке и не отводил взгляда от Сашиной мишени.

– Азарова стрельбу закончила, – доложила Саша, как у них в кружке было принято. Четыре десятки точно были её, и один выстрел на грани, «девять-десять».

За дверью свистел её «Взвод».

– Молодец, – спокойно сказал мужчина.

Он смотрел на Сашу, и в те секунды, когда взгляды их пересеклись и никак не могли оторваться друг от друга, она была не бойцом, а девушкой восемнадцати лет. И, наверное, красивой девушкой, если он так на неё смотрел.

В класс вошёл другой дядька, на «станции» которого они только что были и Коля, опередив соперника, собрал автомат.

– Это кто ж у тебя, Дмитрий, такой снайпер? – спросил он.

Саша вышла из класса, не дожидаясь ответа светловолосого.

В пятницу мама сказала:

– Санька, не хочешь поехать в деревню?

Саша подняла голову. Она готовилась к контрольной по истории. Металлический абажур настольной лампы раскалился как печка. Саша читала про послевоенные годы. Перед глазами у неё стояли кадры недавно увиденной кинохроники. Худой старик с бородой как у Льва Толстого крестится и берётся за рукоятки плуга. А вокруг поле, где недавно шли бои, где железо и кровь… Возрождение земли.

– Чего? – переспросила Саша.

Ольга Сергеевна, сама как девчонка, сидела на узкой кровати, поджав ноги. Поблёскивала глазами.

– Мне предложили написать статью о женщине, которая начала своё дело. Построила конюшню, купила лошадей. Конный туризм! Я ей звонила, она очень хорошо рассказывает.

– И прокатиться даст?

– А то…

Когда-то мама написала для журнала статью о Терском конезаводе. Отдыхала в Пятигорске, поехала на обычную экскурсию – посмотреть лошадок – и загорелась. До сих пор вспоминает:

– Там внутри круглая арена, и жеребцов выпускали по очереди. Именно жеребцов, кобылы с жеребятами на пастбищах пасутся. А это – лучшие производители. Характеры – ой! Если подерутся – всё, до смерти. Нам рассказывали, когда снимали фильм «Всадник без головы», нужно было показать бой двух мустангов. Взяли жеребца и мерина, и то разнимали – поливали из пожарных брандспойтов.

…А ты знаешь, какая есть легенда о первой арабской белой лошади? Её Бог высек из мрамора и сбрызнул минеральной водой. Вот какая живительная это вода.

…Одного жеребца с этого завода передали в аренду американцам. Когда его сажали в самолёт, из глаз у коня потекли слёзы.

…Арабский конь не бросает всадника на войне. Зубами, но вытащит раненого с поля боя.

…Чёрные арабские кони сейчас очень редки. Раньше их рождение считалось дурной приметой. Такого жеребёнка следовало убить, выпустить из него кровь и закопать, чтобы никто не узнал. И гены почти исчезли. Теперь, когда рождается чёрный жеребёнок, даже ночью сбегаются все зоотехники и конюхи завода, радуются.

…Иппотерапия… Разве женщина, которую посадили на арабского коня, помнит о камнях в почках? Нет, она чувствует себя английской королевой.

Саша сама мечтала хоть посидеть на лошади, но… В городской парк по выходным приводили лошадок, однако катались на них только малыши. Стыдно ей было вставать в эту ребячью очередь. С разрешения девочек, ведающих прокатом, Саша могла только угостить коней яблоками или хлебом.

Её волновал тот особый запах, который приносили с собой лошади. Жёсткие гривы, длинные ресницы, внимательные глаза. А какие хвосты! И стук копыт летом по асфальтовым дорожкам – как сухие выстрелы.

Автобус свернул с трассы М-5 на узкую асфальтовую дорогу, окаймлённую молодыми берёзками. Вдали, посреди ровного поля, неожиданно стали подниматься невысокие горы. Село Заовражное и устроилось меж этих гор. Видно, что оно всегда было крепким. Дома, которым не меньше ста лет, просторные, добротные. Резьба, наличники, палисадники, голубятни… Ну и своя «Рублёвка», конечно. Автобус проехал по улице, где, теснясь, наползая друг на друга, возвышались особняки из красного кирпича. Глухие заборы, камеры видеонаблюдения. Хотя хозяева не живут здесь постоянно – это явно дачи. За одним из заборов залаяла собака. Саша подумала, как скучно ей весь день сидеть за глухой стеной, и озаботилась: кто её кормит? Сторож, наверное.

Они вышли на сельской площади – маленькой, круглой, уютной. Здесь стоял памятник заовражцам, что погибли в Великую Отечественную, – солдат с автоматом. В одноэтажном здании – сельсовет и почта. Площадь располагалась на возвышении, отсюда открывался вид на горы, речку, блестевшую вдали, на крыши домов, утопавших в садах.

Мама звонила по телефону.

– Сейчас за нами приедут.

Минут пять спустя из-за поворота показался фаэтон, запряжённый могучим белорыжим конём. Рядом бежал чёрный пёс. Это была такая весёлая, яркая лубочная картинка, что Саша засмеялась.

– День добрый, садитесь, – приветствовал их мужчина лет пятидесяти, правивший лошадью.

– А ему не тяжело будет? – забеспокоилась Саша о коне.

– Да что вы, – усмехнулся кучер, – тут метров триста. Дарьялу ж разминаться надо…

Конный клуб находился на окраине села – дальше поле и лес. В леваде – отгороженном загоне – бродили лошади: рыжие, белые, гнедые. Саша почувствовала себя человеком, всю жизнь просидевшим на хлебе и воде, которого вдруг посадили за праздничный стол. К лошадям можно было подойти, их можно было гладить. Заметив её, они с любопытством устремились навстречу, рассчитывая и на лакомство, и на ласку. У Саши с собой был целый пакет морковки и яблок. Она протягивала угощение на раскрытых ладонях, и лошади тянулись к её рукам, отталкивали друг друга.

Ира оказалась невысокой, крепенький, черноволосой. Она понимающе усмехнулась, увидев, что Саша не замечает ничего, кроме лошадок.

Ира с Ольгой Сергеевной отошли к конюшне – длинному кирпичному зданию, сели на лавочку, мама достала диктофон.

Саша всё гладила коней, перебирала чёлки, вглядывалась в большие выпуклые глаза, в которых отражался целый мир. Какая силища чувствуется в том, как лошади встряхивают головой, как переступают!

У одного коня глаза были голубые. Ира подошла.

– Это башкирец. Лимон его зовут. Я всех лошадок в Башкирии покупала. Там у дядьки у этого, у владельца, такие табуны… Тысячи голов, наверное. Я столько лошадей никогда не видела. И он продал мне десять коней, совсем дешево. Только они были ещё необъезженные. Постепенно заездили мы всех. Только вон та кобылка осталась, видишь, в стороне привязана. Она чужих людей не подпускает. Жеребёнка ждёт. Пошли чай пить, – позвала Ира.