Французская защита - Анатолий Арамисов

Виктор переставил коня и, переключая часы, увидел, какой злобой наполнились черные глаза противника.

Тот явно обманулся в ожиданиях! Виктор готов был поклясться, что чемпион ожидал от него только хода слоном! И — никакого другого продолжения!

Одинцов перевел взгляд в первый ряд партера.

Яша Бурей сидел, вжав голову в плечи. Его глаза растерянно бегали по сторонам. Позади него сидел человек в темных очках, фигура которого показалась Виктору знакомой. Внизу оправы, у левого глаза явно темнел внушительный синяк.

— Сссу… — странный звук сорвался с губ чемпиона.

Одинцов пожал плечами и, встав, вышел из-за столика. Он понял, что только что прошел по тонкому лезвию бритвы.

С каждым ходом шепот Симоны становился все радостнее, шум в зале — сильнее, а лицо секундантов и помощников чемпиона — мрачнее.

2:0!

Вечером вся гостиная в доме лучшего игрока мира была усыпана осколками антиквариата.

Женевьева с улыбкой смотрела спортивные новости на французском канале TF1. Тон шахматного комментатора, заявлявшего накануне матча, что молодому Одинцову ничего не светит, резко изменился.

Рассыпаясь в изящных выражениях, характерных только для французского языка, опытный маэстро с восторгом описывал ход второй партии, где шахматный король был разбит наголову уже в середине партии.

— Несомненно, во многом успех юного претендента — заслуга секунданта Бурея, нашего земляка! Именно его аналитические находки способствовали такой четкой, глубоко продуманной стратегии белых при выходе из дебюта!

«Ага. Знал бы ты, старый пень, что именно является главным фактором в успехе русского! Лишь три человека в курсе. Я, эта Симона и сам Одинцов. Все же жаль будет, если мне придется открыть миру глаза. Какая замечательная идея станет доступна всем…»

Виктор лежал в постели, заложив руки за голову и закрыв глаза. Он снова и снова прокручивал в памяти те мгновения, когда он сделал незапланированный ход. Слишком явная была реакция у противника. И почему так странно поник Яша Бурей? Из-за того, что отвергли его разработку? Которая на самом деле являлась «проколом». Почему?

После окончания партии, когда зал бушевал в восторге, Бурей, скособочившись, быстро покинул свое место. Как будто был не рад победе подопечного.

Странно…

Симона уже дремала, и Одинцов не стал беспокоить ее своими подозрениями. Он успокоил себя умозаключением: обычная ревность, даже зависть старшего поколения игроков к молодым, более удачливым.

Виктор перевернулся на бок и вздохнул.

Еще одна мысль не давала ему покоя.

Дверь его машины, которую он забрал на следующее утро от метро, странным образом не открылась так же легко, как и раньше. Как будто кто-то неизвестный пытался вскрыть ее и повредил центральный замок. Лишь, нейтрализовав кнопкой сигнализацию и повернув ключом в левой двери, Одинцов открыл автомобиль.

Было уже далеко за полночь, когда Виктор уснул. Он чувствовал, что скрытые опасности подстерегают его на каждом шагу.

Но о самой главной пока — не догадывался.

Последовала серия ничьих.

Чемпион решил не рисковать и безбожно менял фигуры уже в дебюте. Одинцов не возражал против такой тактики. С преимуществом в два очка не было смысла лезть на рожон.

В итоге партии приходили к позициям, где даже самой совершенной машине было трудно выиграть у технически грамотного игрока.

Спокойное течение матча нарушил Алик Сношаль.

Когда Симона, припарковав машину возле концертного зала, прогуливалась по Тверской, она внезапно услышала сзади слащавый голос:

— О! Какая встреча! Неужели это снова Вы, незабвенная любительница французских выражений!?

Девушка обернулась.

Маститый журналист рассматривал ее в упор, словно раздевая взглядом. Симона молча посмотрела на давнего ухажера и хотела, было продолжить свою прогулку, как старый ловелас схватил ее за локоть:

— Нет, нет! Подождите, мадмуазель! Мы с Вами не договорили!

— Что Вы хотите от меня? — холодно произнесла Симона и взглянула на часы.

До начала партии оставалось десять минут.

— Я хочу, даже больше того, — мечтаю взять у вас интервью!

— В качестве кого? Я не играю в шахматы.

— В качестве подруги будущего чемпиона мира! Не отказывайте мне, очень прошу! Я за ценой не постою!

— Мне не нужны ваши деньги…

— Дело не только в деньгах. Между прочим, у меня есть для вас очень интересные сведения… — Алик таинственно понизил голос, — и весьма любопытные.

— Я не желаю слушать сплетни! — небрежно махнула рукой девушка.

— Совершенно напрасно! Я знаю, что Вами всерьёз интересуется сам…

— Какой «сам»? — не поняла Симона.

— Сам чемпион! — приосанился журналист. — Он расспрашивал меня о Вас. Очень подробно.

— Ну и что?

— Так Вы при любом исходе матча можете стать королевой! Стоит только пошевелить пальчиком! Я могу познакомить вас в нужный момент! Симона молча посмотрела на лоснящееся лицо собеседника.

— Оставьте меня в покое…

Алик и не думал этого делать.

Он быстро пошел рядом с девушкой, беспрерывно закидывая ее вопросами:

— Скажите, почему Вы не присутствуете в зале во время игры? Это такая примета у Одинцова? И никто не видит вас вместе! Где вы живете сейчас в Москве? Снова в гостинице «Россия»? Как давно вы знаете претендента? Вы хотите связать себя узами брака после матча? Скажите, не молчите! Симона резко остановилась. Ее глаза потемнели.

Она не видела, как рядом затормозила машина и из нее вышли несколько человек.

— Пошел прочь!

— Как некрасиво! Ай-я-яй! С опытным, заслуженным журналистом так некультурно разговаривать! — раздался знакомый баритон.

Девушка обернулась.

На нее насмешливо смотрел чемпион мира. Сзади стояли его опричники. За ними мелькнула знакомая сгорбленная спина и тут же исчезла в толпе.

«Где же я видела этого человека? Как будто бы в Париже…»

— А я очень хотел познакомиться с Вами поближе! Вы мне понравились с первого взгляда!

Симона, не говоря ни слова, направилась к спуску в метро «Маяковская». Быстрицкий выразительно посмотрел на шефа.

Но тот только небрежно махнул рукой:

— Сейчас не время! Потом как-нибудь!

Спустя полчаса девушка вкратце рассказала Одинцову об этой встрече. Виктор, уже сделавший несколько миролюбивых ходов, рассвирепел. Пока чемпион сидел в раздумье, он вышел в туалет, передвинул маленький выступ на заколке галстука и тихо произнес: