План D накануне - Ноам Веневетинов

рубивший саблей мизантропов, за кого те и принимали его в тот момент. Пара судьбоносных встреч одна за другой, на пятаке среди зимнего леса, и человек перерождается на грани переустройства ума с патологиями, но, чёрт побери, романтизированными.

В беседе с агентом было упомянуто имя Изамбарда в контексте возможного помощника или организатора бегства. На вопрос, кто таков, он ответил, что это сумасшедший фартовый из выколотой окрестности, проворачивающий самые бьющие по пониманию дела и достигающий самых неожиданных результатов. В кладбищенской конторе, взглянув через увеличительное стекло, убранное в деревянный каркас с хитрой рукоятью, из неё при надобности вынимались стилет и напильник, на одну из приложенных к документам, предназначенным для сыщиков, шишек, он дал понять, что им был тот из заговорщиков, кого швырнули деревом на помост.

Поскольку здесь мало кто ходил к реке и обратно, они просто ради смеха сочли цепочку следов, присыпанную снегом, принадлежавшей беглым. Градус направления носка последнего следа на склоне перед проезжей частью внёс соответствующие коррективы. Он нашёл в снегу кусок шнурка, присел на обметённую скамейку, изучая тот под лупой. Тем временем Л. пошёл по близлежащим домам. Вопрос не всегда удавалось произнести, люди оказывались либо нетерпимы, либо с большой, сугубо внутренней припиздью, сохраняя, однако, божеский вид. Москвичи и петербуржцы в особенности, у них, по собственному суждению, забот полон рот, да и никто не увязывал каток и монашек с политической подоплёкой этого дела.

Приват-доцент из нумера 12 по Зубовскому бульвару сказал, что судебный прецедент не идёт ни в какое сравнение с прецедентом алхимическим и равнять уездные и губернские земства — равнозначно синонимичности свадьбы Филиппа Красивого с Хуаной Безумной и жирондистов, вы бы ещё назвали «Бешеных» одной из самых радикальных партий. В другом доме, за нумером 8, явный анархист ответил, что в монастыре А. есть тайный подземный каток, и им нет нужды собирать на сие какие-либо копейки, разве что с целью вразумления гугенотства, чьи представители по сию пору держат в осаде Салуццо, где у настоятеля А. свои интересы, и предназначенные ему в услужение девушки не могут выехать в Москву уже который день как. В доме на углу Остоженки с неизвестным числом какой-то студент, по виду только что оторвавшийся от оргии с использованием капсюлей, тростей, уайтчепельских проституток, пироглицерина, кокаина, рубленых гвоздей, нарядов императрицы и фрейлин, щипцов и двух похищенных наложниц Каирского патриарха, знающих приёмы любви пальцами ног (Л.К., осмотрев студента, мог бы выдвинуть ещё дюжину подробностей, но он изучал шнурок на скамейке), сказал, что, прежде чем задавать такие вопросы, да ещё и строить из себя властелина мира перед незнакомым человеком, образованным нисколько не меньше, следовало хотя бы попытаться убрать с себя следы произведенного недавно коптского обряда. Лукиан Карлович, невольно отряхнув шубу на груди, ответил, что, когда открываешь неизвестно кому, неплохо бы снять с уда клеть или хоть укрыть её халатом, на что тот пренаглым образом захлопнул дверь. Сделав пометку в блокноте, он отправился посетить несколько крылец в той стороне, где оставил Л.К. Во флигеле в глубине сада обширного владения его встретил странный человек с лицом, выпачканным сажей, и сколотыми ногтями на руках, которые он пытался прятать. Заметив у стены три молочных бидона и ожидая увидеть молочника, он опешил и запнулся с ясным изложением своего обстоятельства, в то время как тот сам обрушил на него тираду, куда по большей части включил высказывания касательно определённых лечебниц. По едва уловимым подёргиваниям лицевых мышц он понял, что его сочли репортёром, на чём решил сыграть. Сделал вид, будто записывает в кожаную книгу, из которой при надобности выдвигался ящик с кастетом и чернильница, после, подготовившись, задал вопрос о монахинях, монастыре А. и сборах на коммерческий каток. Молочник вышел на снег босыми ногами, взял в руки два бидона, громко ударил их друг о друга.

— Вот вам Андрониковский монастырь. — Ударил дважды. — Вот вам каток. — Четырежды. — Вот вам некоммерческие сборы. Вот вам монашки.

Бросил бидоны и заперся во флигеле уже безвозвратно. Записав его на очень плохое место в иерархии подозреваемых, он хотел было постучаться в особняк, но решил сначала обсудить кое-что с Л.К. Тот сидел на прежнем месте, отрешённо вертя шнурок. Когда подошёл, дал понять, что знает, куда канули монашки, и, прошагав несколько времени, распахнул калитку к тому самому соцветью флигелей и башен в глубине сада. Обдумывая дальнейшие шаги расследования, они решили справиться, не приходил ли ответ из Солькурска, и оказалось, что был. Не в виде телеграммы, его привёз жандармский курьер, преодолевший без малого пятьсот вёрст за две ночи и день.

Антиквар тяжело дышал, иногда отхаркивался и кашлял. Возня наверху принимала всё более устрашающие обороты. Со злостью он пронзил их взглядом, но предпочёл предотвращение краха треста немедленному возмездию, и поскакал по лестнице наверх. Прихватив попавшееся под руку, они тут же сбежали, поглубже уйдя в туман и подворотни. Это оказались лишь клочок сена и свёрнутый в трубку кусок пергамента. С большим усилием А. развернула его, все трое склонились над содержимым, соприкасаясь платками. Разочарованно вздохнув, бросили сопротивляться уже трясущимися руками, пергамент скатался в мгновение ока — настоящие мушкетёрки, что вполне жизнеспособно, ведь вступались же они друг за друга и притом яростно, когда полиамория их почти подыхала, несмотря ни на какие сугубо хитрованские страсти, а это сплошь и рядом суррогат отношения, недостаточно универсальная связь в чёрт знает каких, меняющихся что ни день условиях. Вряд ли они принимали за родителя первый увиденный объект (как многие родившиеся здесь), способный к движению, так же под сомнением мимолётный контакт, ведущий к чему-либо, толерантность и стыд, которым практически неоткуда было взяться в местных уроженцах. Дело, видимо, в некой инстинктивной склонности скользить в тумане, бок о бок, это не общий интерес, а простая совпавшая предрасположенность, скрепившая батолит.

Альмандина скрылась из виду, сделав два шага в бок; убедившись, что вокруг никого, нырнула в переулок, пошла всё быстрее, повторяя путь их побега. Он открыл сам, уже успев снять шляпу и сюртук и облачиться в засаленный шлафрок с кистями.

Туман с площади буквально бил в лицо, от жара на рынке почти не осталось снега. Под навесами, с быстро остывающими мисками в руках, собралась иная публика. Бедные студенты, низкочинцы, семинаристы и «бывшие». С вокзалов и пересыльных станций стекались прежние крепостные, толпились, ожидая прихода подрядчиков и субподрядчиков. Вокруг стояли двух- и трёхэтажные шелтеры, кишевшие перетекавшими друг в друга семьями, в плотном соотношении, дремавшими на собственных лохмотьях. В тумане сновали люди