Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

– Иди проведай свою принцессу. Оставь старых болтливых куриц кудахтать между собой, – сказала она, и, хотя Малик понимал, что дает пищу сплетникам на несколько лет вперед – при условии, что они проживут так долго, – он поцеловал мать и бабушку и отправился к Карине.

Она сортировала пищу, которую отправят с детьми, стариками и теми, кто слишком слаб для завтрашней битвы. Он предложил ей сменить ее, но она покачала головой.

– Я все равно не могу спать. Так я хоть занята чем-то полезным, – сказала она.

Малик стал ей помогать, и вместе они быстро делали наборы фруктов, сушеного мяса и клубней маниока. Карина напевала за работой. Выглядела она совсем здоровой – трудно было поверить, что всего лишь сутки назад она находилась на волоске от смерти.

– Так что, ты каждую знакомую девушку тащишь в горы или только меня? – наконец спросила она. Малик по-прежнему не понимал, как он пережил тот подъем, – и, видимо, никогда не поймет.

– Только тебя, – тихо сказал он. – И если потребуется, ради тебя я это повторю.

В глазах Карины мелькнуло удивление, и она быстро отвернулась. Впервые он ее смутил, а не она его – и ему это понравилось.

– В первый раз в жизни держу ямс в руках – и, надеюсь, в последний, – сказала она. – Почему он такой мохнатый?

Малик взял клубень ямса и провел им по ее руке. Она взвизгнула, схватила небольшую дыньку и бросила в него. Он ловко ее поймал и засмеялся – впервые за… он не мог вспомнить, когда смеялся в последний раз.

Смех угас, когда он вспомнил, что ждет их утром. В детстве Малик мечтал стать героем из сказки – попадать в приключения и сражаться с чудищами. А сейчас он хотел лишь посидеть с сестрами за тарелкой лимонного сока с апельсиновыми дольками. Посмеяться с Кариной, поцеловать ее. Еще несколько вечеров просто посидеть рядом, ничего не делая. Он хотел жить – жаль, что он понял это только тогда, когда, по всей вероятности, это уже невозможно.

– Боишься? – спросил он, и ее улыбка погасла.

– Страшно боюсь, – призналась она. – Если я ошиблась и жители твоего города рискнут жизнями зря…

Малик взял ее за руку – его пальцы между ее пальцами.

– Все получится, – сказал он. Она склонила голову ему на плечо, и Малик всерьез задумался над тем, не поцеловать ли ее. Наплевать на болтливых старух. Он вообразил, как целует ее до тех пор, пока она не забудет обо всех печалях, вообразил, как ее руки касаются его живота, спускаются вниз, как они заканчивают то, что начали во сне у реки.

– Мне его не хватает, – вдруг сказала она, разбив фантазию Малика. – Это так странно, разве нет? Я ненавижу Фарида и скучаю по нему. Не понимаю, как можно ощущать и то и другое одновременно.

Малик вздохнул.

– Фарид умеет дать человеку именно то, что ему нужно. Он залезает тебе в голову и настолько искажает твои мысли, что ты начинаешь сомневаться во всем, во что верил. Он сделал это с Ханане. Он сделал это со мной. Ты виновата в том, что не смогла противостоять его влиянию, не больше, чем любой из нас.

Он посмотрел на их сомкнутые ладони – его и ее.

– Но он не держал нож у моего горла, когда я делал то, что делал. Я совершал ради него ужасные поступки – конечно, под его давлением, но по собственному выбору. Но даже тогда, когда я полностью оказался в его власти, он готов был выбросить меня, как бесполезный мусор, когда я проявил слабость.

Карина коснулась его щеки свободной рукой. Малик отдался ласке и подумал, настанет ли такое время, когда он будет видеть ее лицо в мельчайших деталях, освещенное, как сейчас, пурпурным светом драгоценных камней, каждый раз, закрывая глаза.

– Фарид ничего не понимает, – сказала Карина. – Я очень рада, что ты жив. С тобой мир лучше, чем без тебя.

Этот момент казался таким нежным и хрупким – крошечная точка в огромной картине вселенной, но все же кульминация того, что развивалось столетия.

Нет, не совсем так. Возможно, их жизни и переплелись под влиянием не зависящих от них процессов, но сейчас и здесь были просто он и Карина. И ничто больше не имело значения.

– Спасибо, – пробормотал он.

– Спасибо, что поддержал мой безумный план.

– Если уж бросаться навстречу безвременной смерти, то только с тобой.

Для Малика самой ужасной составляющей его постоянной тревоги было ощущение второстепенности своей собственной жизни. Слишком часто ему казалось, что голос любого другого человека значит больше, чем его собственный. Он так старался разобраться, чего могут хотеть или в чем могут нуждаться окружающие, что у него уже не оставалось сил понять, что нужно ему самому.

Но когда он обещал помочь Карине, он ясно и просто увидел, что он хочет сделать это не только для Карины, но и для себя. В этот момент желания его сердца и разума полностью совпадали. Он не знал, сколько продлится эта гармония, но был намерен оставаться в ней сколько сможет.

Он захватил одну из косичек Карины в кольцо своих пальцев и провел по ней, с удовольствием отмечая, как потемнели глаза девушки.

– Волосы чересчур длинные, мешают, – вздохнув, сказала она.

– Я могу тебе с этим помочь, – предложил Малик. Она недоверчиво глянула на него, и он добавил: – Я не мастер, конечно, но раньше я подстригал волосы сестрам.

Нельзя было сказать, что Карина сразу признала его способность сделать это, но все же она повернулась к нему спиной, взмахнув водопадом волос. Чувствуя стеснение в груди, Малик принялся расплетать косички и снимать с них драгоценные камни. Закончив приготовления, он вызвал призрачный клинок и остановился.

– Насколько коротко стричь? – спросил он, беря в руку первую прядь.

– Все равно, – сказала она, и Малику показалось, что ей не хватает воздуха, как будто она тоже представляет, что его руки касаются ее с иными целями. – Как тебе самому нравится.

Он кивнул – хотя она на него не смотрела – и отрезал прядь. Он трудился, и волны серебра падали на пол. Он хотел, чтобы ее волосы стали примерно той же длины, какой были во время Солнцестоя, но взял слишком коротко, и теперь они нимбом окружали голову Карины, не достигая плеч.

Малик ударился в панику. Он дотронулся до воздушных кудрей ладонью.

– Я слишком коротко подстриг? Прости, мне так жаль. Может быть, кому-нибудь удастся поправить то, что я