Последняя ставка - Тим Пауэрс

У него оставалось еще около пятидесяти долларов в машине, среди карт сумасшедшего Донди Снейхивера, и… и он не знал, что с ними делать. Он мог еще раз попытаться съесть что-нибудь, хотя теперь такие попытки походили на бессмысленные унизительные упражнения, или же использовать остаток денег на начальную ставку в еще какой-нибудь игре. Что бы попробовать? Кено… «колесо Фортуны»…

Проталкиваясь в стеклянную дверь, пружина которой пыталась сопротивляться его усилию, он заметил, что стоит ночь – бог знает, который час, – и что он вышел из казино «Сахара».

Бредя неверной от головокружения походкой по дорожке к стоянке, он пытался понять, чего же на самом деле хочет, и видел себя возящимся в гараже с какой-нибудь старой машиной, а жена в это время помешивает что-то на плите в доме, а обе девочки сидят в гостиной на диване, который он перетянул собственными руками, и смотрят телевизор. «Если потратить пятьдесят долларов на бензин, – подумал он, – я мог бы оказаться там уже завтра утром и у меня… у меня остался бы примерно месяц жизни.

Прежде чем я настолько ослабею, что придется уйти в больницу».

У него была медицинская страховка, полис, обходившийся ему в две сотни ежемесячно, да еще нужно учесть, что он должен сам выплатить первые две тысячи за медицинское обслуживание за год – а потом компания оплатит процентов восемьдесят расходов, – но даже если удастся умереть даром, у Венди и девочек останется всего лишь пара пенсионных счетов и никакого дохода. Венди снова придется пойти работать официанткой куда-нибудь.

Он остановился и посмотрел в белом сиянии уличного фонаря на свои руки. За многие годы его возни с ручными инструментами ладони покрылись шрамами и мозолями, а шрамы на костяшках пальцев остались с юности, от соприкосновений с чужими скулами и челюстями. Он привык добиваться этими руками вещественных результатов.

Он сунул руки в карманы и побрел дальше.

Мавранос приостановился за несколько ярдов от своего припаркованного автомобиля. В полумраке стоянки он увидел человека, скорчившегося возле переднего колеса.

«Что за чертовщина? – подумал он. – Вор, что ли? У меня в машине две пушки и оставшиеся деньги. Но почему он у капота трется? Может быть, просто пьяный, решивший погадить под моей машиной?»

– Вали отсюда, приятель, – громко произнес он. – Я сейчас уезжаю.

Человек поднял голову.

– Арки, ты должен мне помочь.

Голос был слаб, но все же Мавранос узнал его. Скотт Крейн.

Мавранос подошел к водительскому месту, отпер дверь и распахнул ее. Тусклый свет лампочки в салоне осветил сквозь лобовое стекло лицо Крейна, и Мавранос вздрогнул, увидев синяк и опухоль, закрывавшую глаз, впалые щеки и взлохмаченные сальные волосы.

– Эй, Пого, – негромко сказал Мавранос, – в чем мы ви-и-идим проблему?

Забравшись в машину, он наклонился и отпер пассажирскую дверь.

– Залезай и расскажи, что случилось.

Крейн вяло обошел открывшуюся дверь, забрался на сиденье, откинулся на спинку, запрокинул голову и некоторое время просто сидел так, дыша открытым ртом. Его дыхание воняло кошачьей мочой.

Мавранос закурил «Кэмел».

– Кто тебе бланш подвесил?

– Какой-то пропойца. – Крейн открыл глаза и сел прямо. – Надеюсь, Сьюзен подсунула ему миленьких жучков.

Мавранос почувствовал, что к его глазам подступили горячие слезы изнеможения. Его друг – его ближайший друг в эти дни, в эти отчаянно плохие дни – сломался. Было ясно, что Крейну не удалось освободиться от своих бед.

«Как и мне, – подумал Мавранос. – Мне нужно ехать домой, пока я еще способен это сделать, я должен провести оставшееся время, сколько его есть, с семьей. И не могу я терять эти крохи времени на попытки помочь обреченному человеку, пусть даже он мой друг… был моим другом».

«Верны до смерти», – всплыли в его памяти слова. – «До гробовой доски».

«Заткнись!» – мысленно прикрикнул он.

– Оззи погиб, – заговорил Крейн. – Толстяк застрелил его. Оззи погиб, спасая меня; он освободил меня от их власти, пусть и ненадолго. Он спас мне жизнь, вернул меня к ней.

– Я не… – начал было Мавранос, но Крейн перебил его.

– Когда я учился в начальной школе, он всегда клал… банан в мою коробку с завтраком, – сказал Крейн, и его лицо искривилось в гримасе, которая, вероятно, должна была обозначать улыбку. – Кто захочет в полдень есть раскисший теплый банан, а? Но я и подумать не мог о том, чтобы выбросить его… я всегда его съедал… потому… потому что он потрудился – понимаешь? – положить его туда. А теперь он потрудился – Господи, и погиб из-за этого! – вернуть меня к жизни.

– Скотт, – с усилием произнес Мавранос, – я не…

– А потом я получил записку, которую он оставил для меня; он написал, что я должен позаботиться о детях Дианы. Диана тоже погибла, ее взорвали, но ее дети еще живы. – Он с силой выдохнул, и Мавранос поспешил опустить окно. – Мы должны спасти их.

Мавранос удрученно покачал головой и стиснул пальцами плечо Крейна. Очень мало что из услышанного имело для него смысл – жуки, бананы и прочее, – и он опасался, что, по большей части, это было порождениями галлюцинаций.

– Ты спасешь их, Пого, – мягко произнес он. – А я слишком болен, чтобы сгодиться на что-нибудь, и у меня есть жена и дети, с которыми я должен увидеться, пока еще жив.

– Ты можешь… – Крейн набрал полную грудь воздуха, – например, нажать на спуск. Ты достаточно хорошо видишь для того, чтобы вести машину при свете дня. Когда рассветет, я должен встретиться с парнем, который живет за городом, в трейлере. Я пытался сделать это вчера, но, – он вдруг рассмеялся, – был слишком выбит из колеи. У меня был настоящий приступ белой горячки, я почти весь день сидел и рыдал в автомобиле Дианы, на стоянке. Мое лицо растрескалось, и из щелей лезли жуки – представляешь! Но теперь мне удалось впихнуть в себя немного пищи, и думаю, что я теперь в порядке.

«Ты, по крайней мере, можешь есть», – зло подумал Мавранос, а вслух резко сказал:

– Ну, так поезжай. Где ее машина?

– Припаркована через ряд отсюда. Я объехал стоянки всех казино, высматривая твой пикап. В «Сёркус-сёркус» сказали, что ты выписался, не оставив никаких сообщений.

– Не обязан я оставлять никаких сообщений никому из вас. Черт возьми, Скотт, у меня есть своя собственная жизнь – то, что от нее осталось. Что, по-твоему, я могу сделать? Ты говоришь: «Нажать на спуск» – в кого стрелять-то?

– О, даже и не знаю… может быть, в меня. – Крейн, моргая, посмотрел по сторонам и взял в руки карты Снейхивера. – Например, если в Кусачего Пса превращусь уже я. По крайней мере, буду уверен, что мой родной папаша не заполучит это тело, чтобы сводить людей с ума.