Рижский бальзам на русскую душу - Дария Юрьева

– Фью-фью-фью,– сказала птица и клюнула грушу.– Фью-фью-фью, – будучи вежливой, поприветствовала она доктора.

Андрей Васильевич обернулся в сторону юркой птицы и заговорил с ней, как это любил делать с любым живым существом на огородном участке. И не важно, что он разговаривал сам с собой. Во многом слова, произносимые от имени птицы, совпадали с его мыслями.

– Кто ты маленькая, пёстрая птичка?– спросил он.

– Ты не узнаешь меня?

– Я отнес бы тебя к скворцам, но меня смущают размеры твоего тела. Ты выглядишь несколько меньше своего класса.

Птица деловито зашагала перед грушей и несколько раз клюнула ее, после чего повернула голову к говорившему человеку.

– Открой интернет,– сказала птаха, являющая компьютерным знатоком,– и внимательно прочти содержимое, касающееся скворцов. По оперению и размерам, ты легко причислишь меня к моим сородичам.

– Хорошо,– согласился Андрей Васильевич.

– Ты меня не прогонишь?– спросила птичка.– Одного взмаха руки достаточно, чтобы я улетела. Учти, что если улечу, то прилечу сразу, как только ты поднимешься со скамейки и уйдешь.

– Не беспокойся. У тебя такие же права, как и у меня. Мы находимся на общественной территории.

– Всякое бывает,– неопределённо сказала птичка, подёргав хвостиком.– Птицы собираются улетать в южные края и пора готовиться к перелету. Следует основательно подкрепиться, иначе не долетишь. Наступает осень. В городе высотные строения домов гасят дуновения ветра, а в лесу уже слышны завывания. Светящееся, но не греющее солнце, нас не обманет. Несмотря на кажущуюся благодать, в воздухе – осенние мотивы. Потрогай траву. Попробуй вырвать ее из земли и ты поймёшь, что у зеленого клочка не такое мощное корневище в земле, как летом.

Андрей Васильевич не поленился встать и направиться к ковру из трав, расположенному за скамейкой.

– Не ту, которая рядом с тобой,– остановила птица.– Чтобы меня не испугать, лучше рви траву, растущую под другим деревом.

Пришлось согласиться с мнением перелётной птицы и отойти метров пятнадцать в сторону. Свернув пальцами в охапку некошеную траву, растущую под кроной другого дерева, Андрей Васильевич попробовал её потянуть. Трава легко подалась, готовая вырваться с корнем. Выпрямившись, он потряс траву, что обычно делал на приусадебном участке, освобождая корни от земли. С чувством знатока, постоянно борющегося с нежелательной растительностью на огороде, он, как садовод, имеющий шесть соток земли за пределами города, оценил, с какой легкостью вырвал траву из земли. Весной или летом пришлось приложить бы немалые усилия, чтобы трава оказалась в руках, а осенью достаточно потянуть ее и она сама вылезает из почвы.

Вырывать траву из почвы не входило в планы и он, положив на прежнее место, придавил её носком туфли. Чтобы продолжить разговор, следовало занять старую позицию на скамейке.

– Несколько дней назад за городом беспрерывно бушевал шквальный ветер,– сказал Андрей Васильевич, возвратившись на скамейку.– Я забрался в укромное местечко, чтобы переждать ненастье и, слушая завывания, понял, что одни и те же порывы, не одинаково воспринимаются деревьями. Здоровая сосна гудит и шуршит листьями, склоняясь ветвями к земле, а надтреснутая сосна каждый порыв воспринимает, как удар топора по стволу, и по лесу, как бедствие, разносится методичный угрожающий стук молота.

– У нас с тобой,– общаясь с птицей, высказался человек,– много общего. Человек– дитя природы. Ее законы для животных, растений те же, что и для нас, людей. Человеку, вне зависимости от возраста, важно прийти к своей осени полным сил, а не немощным стариком. Я знаю, что для меня пришла осень, а за ней последует зима. Несмотря на то, что весной просыпается жизнь и появляются первые листочки, кажущиеся прозрачными, из всех сезонов года мне нравится осень, когда спадает жара и поспевают фрукты и овощи. Я благостно отношусь к осени своей жизни…

Птица вспорхнула. Не доклевав грушу и не дослушав объяснений, улетела, что не расстроило и не отразилось на мироощущениях Андрея Васильевича. Следовало прерваться. Не разговаривать же без собеседника. Он огляделся по сторонам. На соседней скамейке сидела молодая дама, кормящая грудью ребенка. Рядом стояла пустая детская коляска. Пришло время обеда и ничего не оставалось, как приступить к кормлению, прикрыв свою грудь и голову ребенка цветным платком, снятым с шеи. Пенсионер, помахав рукой, поприветствовал младенца, жителя следующего столетия. Не важно, что тот, занятый более важным делом, не обратил на него внимание. По булыжной мостовой, легкой походкой шел моложавый старичок с тростью, которой скорее забавлялся, чем опирался на нее. Пожилого человека обогнал молодой человек, живчик, которому следовало еще соревноваться, доказывать свои преимущества и торопиться. Андрей Васильевич смотрел на незнакомых людей, ощущая незримую связь со всем, кто его окружает, переполняясь чувством сопричастности, веря, что является их частицей.

– Я люблю вас всех, вне связи с тем, кто вы и как ко мне относитесь. Люблю,– неслышно прошептал он,– люблю не так, как мужчина любит женщину, а как мать любит своих детей вне зависимости от того, что они совершили и кем стали. Люблю, как доктор любит своего пациента и готов ради его жизни часами стоять над операционным столом. Люблю реки, озера, долины и города. Люблю невзрачную, прекрасную в своем естестве, дорогу, ведущую в бесконечность, и придорожный цветок, выросший на обочине. Люблю леса, горы, море и пески в том виде, в каком их создала, выражая себя, мать Природа. Люблю живые существа. Люблю недра и всё, что цветет, произрастает и пахнет.

Его распирало, от нахлынувших чувств, и он готов был обнять весь мир.

– Люблю землю и Вселенную,– закончил он.

Погрузившись в себя, он замолчал и долго сидел на скамейке, прислушиваясь к отзвуку своих слов.