Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

с ее стороны озарился тяжелым желтым светом. Словно автомобиль возник из ночи, выпрыгнул из разверзшихся ворот ада. Кто-то истерично вскрикнул, закричали сразу несколько девчонок, взвизгнули тормоза. Потом глухой удар. Я замер, не в силах пошевелиться. Сердце бухало в груди, отдаваясь в горле, в висках, в носу.

— Маша…

— Кто-нибудь! Помогите! — истеричный визг разрезал мокрую ночь.

И в этот момент я понял, что уже ничего нельзя исправить. Все кончено. Все. Кончено…

Глава 25

Маша

Стыд, паника, боль, — все что я помню. Все, что сейчас бурлит во мне, оседая кислотой на языке. Я знаю, что лежу в безопасности. Все позади или… Как он сказал? Игра только началась. Игра! Я попала в дурацкий квест. Кто-то забавляется, издеваясь надо мной. Я статистка, разменная монета, фигурка на шахматной доске. Господи! Как же отвратительно это все! Я и представить не могла, что такое существует на земле. Думала, что жестокие развлечения богатых мальчиков и девочек — это выдумки сценаристов молодежных сериалов. Но нет, в современном мире в центре Европы можно угодить в чью-то ловушку и оказаться в игре. В жестокой игре с опасными приключениями! Иб, господи! Как такое вообще возможно! Я открыла глаза. Мягкий ненавязчивый свет лился из-под потолка и не предполагал даже намека на тени. Тут было светло и стерильно чисто. Прозрачно. Белые стены, белый потолок, гардины сливочного оттенка, светло-серый пол. Удобная кровать, в руке намертво приклеенный пластырем катетер, от которого тонкой змеей вьется провод капельницы. Так я, пожалуй, скоро привыкну и стану вечным пациентом. Не хотелось бы. Я вздохнула. Сбоку от меня поднял голову Берти. Он, наверное, дремал, упершись лбом в край моей кровати. Лицо бледное, уставшее. Щеки впали, от чего скулы выпирают еще больше, придавая ему мужественный вид.

— Как ты? — он протянул руку и осторожно погладил меня чуть повыше локтя. А когда я невольно поморщилась, испуганно ее отдернул.

Как я… У меня вроде бы ничего не болело. Я даже не знаю, хорошо это или плохо. Я чудом избежала серьезных травм или меня парализовало? Я осторожно пошевелила пальцами рук, потом ног. Вроде бы все чувствую.

— Почему у меня опять это? — я скосила глаза на капельницу.

Берти вымученно усмехнулся. Видимо и у него то же неприятное дежавю.

— Это успокоительное, Маша.

— Понятно… Вот почему мне как бы все по фиг. И ничего не болит.

— А как… Иб?

— Ну… — он опустил глаза.

А мне стало трудно дышать. Как будто мне всунули ватный тампон в трахею. Глаза жгло. Плохое успокоительное. Мне не пофиг! Берти мягко взял мою свободную от катетера руку, прижал ладонью к своей щеке. Я не сопротивлялась. Вот тут мне было все равно. Иб! Он же из-за меня! Если бы не он, если бы он не кинулся под колеса той машины, если бы не сбил меня с ног, меня бы сейчас уже не было. Я ведь так и подумала, когда, почувствовав удар, полетела в кусты у дороги. Упала, больно ударившись бедром, оцарапав руки и шею о твердые ветки. Я думала, что меня сбила машина и приготовилась умереть, потому что точно знала, тот кто сидел за рулем, ехал меня убивать. Но рядом со мной огромной тряпичной куклой свалился парень. Завизжала какая-то девчонка. Другая крикнула, чтобы вызвали скорую. Машина-убийца уже укатила в ночь, словно ее и не было. Вокруг нас лежащих на обочине стремительно собиралась толпа. Послышались крики, восклицания, испуганный шёпот. Все вместе, как будто люди никак не могли решить, какая реакция тут уместна. А потому пробовали все: кто во что горазд. Кто мог истерить — истерил, кто-то уже рыдал, кто-то испуганно перешептывался. Я поползла к лежащему на земле телу. Испуганно замерла, на секунду подумав, что им может оказаться Марко. Ведь я же с ним… или не с ним… или мне показалось… Но на земле лежал Иб. Его, похоже, машина задела по касательной. И все-таки ударила основательно. Он даже не пытался ворочаться. Лежал и смотрел в темное небо мутными глазами.

— Иб? — я села рядом с ним на колени, боясь дотронуться до него. Я не знала какая у него травма, и не была уверена, что его можно шевелить, — Иб!

Его губы дрогнули. Он моргнул.

— Маша…

Я все-таки не сдержалась, осторожно взяла его за руку. Я слышала, кто-то вызывал скорую.

— Сейчас приедут врачи. Тебе помогут.

— Да…

Говорить ему было трудно.

— Иб, держись. Будь со мной!

— Да… — он цеплялся за сознание, но его затягивало в черную бездну. Я видела, он смотрел на звезды уже из другого мира. Из небытия. На секунду, сделав огромное усилие, вернулся, скосил на меня глаза и прошептал, — Это все из-за меня, Маша. Все из-за меня! Игра только началась!

Я оцепенела. Что он имел в виду?

— Иб!

Но глаза его закатились. Оставив мне эти странные слова, он исчерпал ресурс, организм его не выдержал. Меня затрясло. Он умер? Из-за меня? Из-за какой-то дурацкой игры? Обычный парень, вполне вменяемый, симпатичный. Нет, он не насильник и не социопат, как предполагали Мия с Эльзой. Мы с ним все выяснили, разобрались, простили друг друга. И вот теперь он лежит рядом на земле и пялится в темное небо пустыми глазами.

— Иб!

Я рыдала, цепляясь за его руку. Потом приехала скорая. Нас разлучили. Меня привезли в эту палату, накачали лекарствами. Плакать я перестала, даже, кажется, поспала. Теперь вот готова жить дальше. А Иб…

— Он спас меня, — я посмотрела на Берти. Тот мягко мне улыбнулся.

— И как он там оказался? Ты же не говорила ему, что идешь на вечеринку?

— Нет. Да какая разница! Он и сам мог туда прийти. По собственному желанию.

Берти вздохнул, словно сожалея, оторвал мою ладонь от своей щеки и, заглянув в глаза, легонько сжал ее в двух руках:

— Маша, он следил за тобой. Несколько дней подряд.

— Иб?! Зачем?

Берти снова вздохнул:

— Я не знаю. Моя служба безопасности за тобой приглядывала. Прости, но я не мог оставить тебя одну после того, что случилось в сквере.

— Ты знаешь? Но почему же тогда… ты же…

— Хочешь спросить, почему я не пришел к тебе?

— Даже не позвонил…

Повисла пауза. Он снова поднес мою ладонь к лицу, на сей раз уперся в нее лбом, закрыл глаза. Наконец, опять глянул на меня. В серых омутах мерцала теплая грусть. А еще в них отражался свет больничной лампы, придавая его взгляду какую-то стерильность:

— Не знаю, Маша.