Пиксель. История одной точки - Элви Рэй Смит

как он и планировал. В конце концов я растаял и предложил ему вечерний «джем-сейшн» на SuperPaint. Это означало совместное творчество, но последовательно по времени — у нас был всего один стилус. Сначала рисовал один художник, затем другой добавлял что-нибудь к получившемуся изображению, затем первый вносил еще какие-то модификации и так далее.[40]

Дэвид любил машины так же сильно, как искусство. Он вообще обожал любую технику: фотоаппараты, автомобили, самолеты и особенно мотоциклы. Он был мотоциклетным маньяком с утонченным вкусом. В свою коллекцию он заполучил винтажные Brough Superior 1938 года и Vincent Black Shadow 1951-го. Поскольку ему нравились любые машины, он терпел все мучения, которые доставляла работа с первыми цифровыми компьютерами. Он был готов пройти любые испытания ради результата. Все это он считал частью приключения!

Такое же безразличие к трудностям проявляли все первые художники-компьютерщики. Другой Дэвид — Миллер — тоже участвовал в наших «джем-сейшнах» в Xerox PARC и покинул нас, чтобы присоединиться — под псевдонимом Дэвид Эм — к своему будущему коллеге Джиму Блинну из Лаборатории реактивного движения в Пасадене. Эм годами страдал от мигающих флуоресцентных ламп, ревущих кондиционеров и унылых зеленых стен в Лаборатории реактивного движения, чтобы создавать свои прекрасные цифровые картины, похожие на закат, и причудливо выложенные мозаикой трехмерные пейзажи. В эпоху детства компьютеров мы любили их и верили в их технологическое взросление. Мы жаждали новых открытий и верили, что технологии станут более гибкими «всего через пару лет». Мы еще не знали, как воззвать к закону Мура, — но именно этим и занимались.

Дэвид Ди Франческо, знакомый с арт-бизнесом, вскоре предложил попросить у Национального фонда искусств грант на использование нового художественного средства, предлагаемого SuperPaint, — цветной растровой графики. Ему требовались деньги, так как он находился в Xerox PARC неофициально, а я заинтересовался его предложением, поскольку хотел заниматься искусством и называть это именно так. Я уже получил несколько грантов от Национального научного фонда как профессор Нью-Йоркского университета. Заявки на них занимали по 40 страниц и подавались в 20 экземплярах, поэтому я с облегчением и удивлением узнал от Дэвида, как работает Национальный фонд искусств. Туда нужно отправить всего одну страницу! Он все это знал, потому что в то время как раз жил на свой второй грант от Национального фонда искусств. Самое главное в заявке — это художественная работа, которую следовало поместить в приложении к этой единственной странице. Мы сняли видео, используя систему Дика Шаупа, и отправили его, вместе с заявкой на грант, тем самым укрепив наши отношения и соединив наши судьбы.

Xerox PARC отказывается от цвета

Мы не напрасно отправили заявку. Вскоре, 16 января 1975 года, меня уволили. Когда я спросил о причинах, Джерри Элкинд, начальник Боба Тейлора, ответил, что Xerox решила не заниматься цветной компьютерной графикой.

«Но ведь за цветом — будущее, — недоверчиво возразил я, — и сейчас оно полностью принадлежит вам».

«Может, и так, но принято корпоративное решение работать в черно-белом режиме».

Я не особо удивился. Боб Тейлор недавно уже сделал предупредительный выстрел. Однажды он подошел ко мне и спросил: «Вам не кажется, что систему Шаупа слишком сложно использовать? Разве подход Ньюмана не выглядит более удачным?» Он имел в виду Уильяма Ньюмана, который работал в углу той же комнаты, что и SuperPaint. Об Уильяме мы уже говорили в главе о вычислениях, он был сыном Макса Ньюмана, наставника Алана Тьюринга, и играл в монополию с самим Тьюрингом. Уильям проектировал черно-белую графику с 1-битными пикселями на компьютере Alto в Xerox PARC. «Нет!» Внутри мне хотелось кричать, хотя вслух я высказал лишь вежливое несогласие. Тейлор явно не понял моего возражения.

Так что в Xerox отказались от цветной графики. Примерно через год они точно так же упустят персональный компьютер.

Вне зависимости от причин ухода из Xerox PARC нам с Дэвидом Ди Франческо предстояло найти «следующий кадровый буфер», чтобы выполнить условия гранта Национального фонда искусств, который мы надеялись получить. Согласно закону Мура, кадровый буфер спустя несколько лет должен уменьшиться в размерах: от ящика размером с большую микроволновку (как в Xerox PARC) до одной большой платы с видеокартой, а затем и до крошечной части графического процессора на чипе (именно так он выглядит сейчас). Но тогда он все еще оставался редким и дорогим зверем.

Мы услышали, что компания Evans & Sutherland в Солт-Лейк-Сити строит еще один кадровый буфер, и решили отправиться туда. По чистой случайности, когда мы въехали на парковку E&S, рядом с нами лихо затормозил желто-черный Lotus. Из него выскочил Джим Каджия с волосами до пояса, даже длиннее моих. Каджия, блестящий инженер и теоретик, а позднее профессор Калифорнийского технологического института, разрабатывал новый кадровый буфер в E&S. Он будет нашим важным коллегой на протяжении десятилетий.

Надежды, что мы получим доступ к еще не родившемуся устройству, быстро рухнули. Хотя мы ни разу не упомянули слово «искусство», все понимали, чем именно мы занимаемся. Политически они никак не вязалось с финансированием разработок в Университете Юты Министерством обороны — американским военным тираном, поддерживающим компьютерную графику. Мы уже собирались уходить, ничего не добившись, как вдруг кто-то упомянул, что недавно мимо проезжал «сумасшедший богач», некто доктор Александр Шуре из Лонг-Айленда, который «скупал все, что попадалось ему на глаза». «Он купил кадровый буфер?» — поспешно спросил я. Да! И он хотел делать анимационные фильмы! Мартин Ньюэлл, тот самый, с чайником, на следующий день улетал консультировать его в школу богачей, в Нью-Йоркский технологический институт. Он пообещал позвонить по результатам встречи.

Звонок от Ньюэлла не заставил себя ждать: «На вашем месте я бы уже покупал билеты на ближайший самолет». Мы с Дэвидом так и сделали.

«Кого нам там искать?» — пристал я к еще одному знакомому из Юты.

«Эда Катмулла. Но будь с ним поаккуратнее, он набожный мормон».

«Это не проблема».

Закон Мура 100X (1975–1980)

Деньги приходят в растровую графику: дядя Алекс

Наше видение ускорит время, в конечном итоге стерев его.

— Александр Шуре, президент и соучредитель Нью-Йоркского технологического института

Александр Шуре, тот самый эксцентричный богач с Лонг-Айленда (рис. 7.22), оказался — по чистому, но удивительному совпадению — «нашим дядей Алексом». В Калифорнии рядом с Xerox PARC по соседству со мной жили Ричард и Сандра Гилберты. Ричард рассказывал, что его дядя в Нью-Йорке занимается тем же самым, что и я в