Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

Подъехав к лагерю, всадник натянул поводья. Он неуклюже спешился и схватил протянутую руку Шона. Косточки Шона так и хрустнули от мощного рукопожатия.

– Здорово, дружище! Как дела?

Он говорил на африкаансе. Голос был под стать размерам его фигуры, и ростом он был не ниже Шона. Оба безжалостно жали друг другу руки, смеялись, и обычные, формальные слова приветствия звучали вполне искренне.

– Кандла, тащи сюда бутылку бренди! – крикнул Шон через плечо, а потом снова обратился к буру: – Добро пожаловать, вы успели как раз к обеду. Выпьем по стаканчику, раз такое дело. Черт возьми, как приятно снова увидеть белого человека!

– Так вы тут только один белый?

– Да… проходите, дружище, садитесь.

Шон разлил напиток, и бур взял свою кружку.

– Как вас зовут? – спросил прибывший.

– Кортни, Шон Кортни.

– А меня – Ян Пауль Леру. Рад познакомиться, минхеер.

– За ваше здоровье, минхеер, – ответил Шон, и они выпили.

Ян Пауль рукой вытер усы и резко выдохнул, наслаждаясь вкусом бренди.

– Хорошо пошло, – сказал он и протянул свою кружку.

И начался взволнованный разговор – от долгого одиночества и бренди языки развязались, каждому хотелось рассказать сразу все и задать сразу все вопросы – неожиданные встречи в буше всегда происходят именно так. Между делом Шон подливал себе и гостю, и бутылочка скоро опустела.

– Скажи, а где же твои фургоны? – спросил Шон.

– Идут за мной, в часе, а может, в двух позади. Я поехал вперед, чтобы найти реку.

– И сколько вас человек?

Шон смотрел ему в лицо, наслаждаясь каждым звуком беседы.

– Отец, мать, моя младшая сестренка и жена… кстати, чуть не забыл. Вам лучше убрать отсюда свои фургоны.

– Что? – не сразу понял его Шон.

– Это мое место, я тут всегда распрягаюсь, – пояснил бур. – Видишь, здесь у меня был костер… это мое место.

Улыбка сразу исчезла с лица Шона, голос тоже изменился.

– Слушай, бур, оглянись вокруг, вся Африка перед тобой. Выбирай, места всем хватит, но меня не трогай.

– Но это мое место. – Ян Пауль даже слегка покраснел. – Когда я возвращаюсь, всегда останавливаюсь на одном и том же месте.

За несколько секунд добрая атмосфера встречи нарушилась. Ян Пауль резко встал и направился к лошади. Нагнулся и подтянул подпругу, дернув за ремень так свирепо, что бедная лошадь чуть не потеряла равновесие. Он вскочил в седло и посмотрел на Шона.

– Убирай свои фургоны, – сказал он. – Сегодня вечером я разбиваю здесь лагерь.

– Может, поспорим? – угрюмо спросил Шон.

– Посмотрим! – злобно ответил Ян Пауль.

– Обязательно, – согласился Шон.

Бур развернул лошадь и поскакал прочь. Шон смотрел ему в спину, пока гость не исчез между деревьями, и только потом дал волю злости. Доводя себя до исступления, он в ярости метался по лагерю, нарезал круги, время от времени останавливаясь и нетерпеливо бросая взгляд туда, откуда должны были появиться фургоны бура. Но под внешними проявлениями злости и негодования в нем закипало дьявольски заманчивое предвкушение драки. Кандла принес ему поесть и по всему лагерю бегал за ним с тарелкой. Шон нетерпеливо отмахивался и продолжал свое патрулирование: скорей бы, ох, скорей бы как следует подраться!

Наконец вдали послышалось щелканье кнута и донеслось едва слышное мычание, на которое сразу же отозвались волы Шона. Дружно залаяли собаки.

Шон подошел к фургону, стоящему с северной стороны лагеря, и прислонился к нему с напускным безразличием.

Из-за деревьев показалась длинная вереница фургонов, которая направилась прямо к нему. На высоких козлах переднего он разглядел какие-то яркие разноцветные пятна. Женские платья! Обычно, завидев такое, Шон настораживался и ноздри его начинали раздуваться, как у породистого племенного жеребца, но сейчас все его внимание было сосредоточено на более крупном из двух верховых эскорта.

Ян Пауль пустил лошадь в легкий галоп и обогнал отца. Шон сжал кулаки, превратив их в увесистые кувалды, и внимательно наблюдал за его приближением. Ян Пауль сидел в седле прямо и остановил лошадь в десятке шагов от Шона; большим пальцем, толстым и коричневым, как жареная сосиска, он сдвинул шляпу на затылок и слегка потыкал шпорами лошадь в бока, отчего та заплясала под ним.

– Что я вижу, – насмешливо проговорил он, изображая удивление. – Rooi Nek[39] все еще здесь?

Собаки Шона бросились навстречу другой стае, и они закружились на месте; малоподвижные от напряжения, с ощетинившимися загривками, они исполняли сдержанный обряд взаимного обнюхивания, то и дело задирая заднюю лапу в ритуальном акте мочеиспускания.

– Почему бы тебе не залезть на дерево? Там тебе самое место – будешь чувствовать себя как дома, – кротко заметил Шон.

– Ах вот ты как? – Ян Пауль даже привстал на стременах.

Он вынул из стремени правую ногу, перекинул ее через лошадиный круп, собираясь спешиться, но не успел – Шон бросился на него. Лошадь нервно отскочила в сторону, и бур, потеряв равновесие, вцепился в седло. Шон обеими руками крепко ухватил его за рыжую бороду, всем своим весом приналег на него и опрокинул на спину. Ян Пауль замолотил руками по воздуху, нога его застряла в стремени, и он повис, как гамак: с одной стороны нога его зацепилась за стремя, а с другой – его держали за бороду крепкие руки Шона. Шон прочно стоял на ногах, потешаясь над воплями бура.

Возбужденные примером Шона, собаки отбросили китайские церемонии и ринулись друг на друга, слившись в одну рычащую, щелкающую зубами хаотическую массу, – шерсть летела во все стороны, как песок в пустыне Калахари во время песчаной бури.

Тут ремешок стремени оборвался, Шон повалился назад. Он быстро перевернулся и вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы встретить атаку Яна Пауля. Мощный удар, который бур нанес ему сверху, он выдержал, но был потрясен; они сошлись грудь с грудью, и Шон почувствовал, что встретил примерно равную силу. Они боролись молча, касаясь друг друга бородами, а между их глазами было не более нескольких дюймов.

Шон быстро перенес вес и сделал попытку броска, но Ян Пауль был к этому готов и держал его легко и крепко, как танцор партнера. Потом настала его очередь: он крутанулся в руках Шона, и тот громко крякнул, пытаясь ему воспрепятствовать.

Неожиданно в драку вмешался Упа Леру: он двинул вперед свою лошадь и, размахивая тяжелой, свистящей в воздухе плетью из кожи бегемота, разогнал собак.

– А ну, кончайте! Эй, вы, черт бы вас побрал! Хватит, кончайте!

Спину Шона ожег удар плети, и он закричал от боли, и тут же заорал Ян Пауль, который тоже отведал тяжелой плетки. Бойцы отпустили друг друга и, потирая следы от плеточных ударов, отступили перед худым как скелет, белобородым стариком на лошади.