Время расставания - Тереза Ревэй

Камилла отвела глаза. Она корила себя за то, что проявила слабость и попросила его остаться. Молодая женщина чувствовала себя уязвимой. Смерть отца, ссора с матерью выбили ее из колеи, и теперь гнев и злость мешали ей здраво рассуждать.

Несколькими часами ранее, в тишине бульвара Капуцинов она приняла решение дистанцироваться от матери, чтобы меньше страдать. «Как бы я хотела уехать с ним!» — с горечью подумала молодая женщина. Но разве можно даже на секунду представить, что она покинет Дом Фонтеруа? Чтобы забыть все сомнения, существовать в гармонии с самой собой, Камилле было необходимо дело, основанное ее предками, она должна была слышать стрекот оверлоков, оживленные голоса служащих, должна была находиться в постоянных поисках новых форм красоты. Как и Сергей, она знала, что такое верность, но еще она знала, что такое необходимость.

Взгляд Камиллы остановился на рисунках модельера, которого она только что наняла на работу. Рене Кардо исполнилось двадцать три года, он носил мушкетерские усы, обладал безудержным воображением и характером дивы. Для следующей коллекции он предложил классический редингот на подкладке из бежевой нутрии, норковые накидки для ужина в ресторане, жакеты из черной выдры, отделанные лисой, а также удивительные куртки в технике пэчворк. В поисках новых цветов и фактур он посетил наилучших кожевников и аппретурщиков Парижа, Милана и Нью-Йорка. Его творческая мастерская на бульваре Капуцинов поражала художественным беспорядком — повсюду лежали документы, книги по искусству, фотографии и отрезы тканей. Никто, кроме Камиллы, не имел права входить туда без его разрешения.

Молодая женщина встала и подошла к письменному столу.

— Посмотри! — жизнерадостным тоном предложила она. — Вот во что должны превратиться все те меха, которые мы закупили у вас в Ленинграде.

Сергей казался серьезным, но и печальным. Камилла протянула ему рисунки как величайший дар. Несколько мгновений молодые люди молча смотрели друг на друга. Затем Сергей послал Камилле ответную улыбку, и они расположились на диване, потеснее прижавшись друг к другу.

— Интересно, когда вы снова предложите соболей для продажи? — спросила Камилла, в то время как Сергей изучал рисунки. — Когда я думаю о том, что заказ для супруги иранского шаха будет выполнять не Дом, я просто лопаюсь от зависти! Став монополистами по поставкам соболей, вы озолотились. Цены на них просто непомерны.

— Соболя охраняются столь же тщательно, как секреты производства атомной бомбы, — пошутил Сергей. — Чтобы не допустить их разведения в других странах, экспорт живых зверьков запрещен. Мы бережем наших соболей, как зеницу ока, но не волнуйтесь, мадемуазель Фонтеруа, в скором времени мы вам их предложим. «Баргузины» столь прекрасны, что дух захватывает. Потребовалось время и терпение, чтобы вырастить такую красоту.

— Это как в любви, Сергей Иванович, — вздохнула Камилла. — Для нее требуется время и терпение.

Анна Федоровна была так счастлива, что не переставала улыбаться, и ее щеки разрумянились, как наливные яблоки. Пожилая женщина не могла налюбоваться на сына. В последние годы его посещения стали редкостью.

Она вспомнила, как Сергей уезжал в первый раз, двенадцати лет тому назад. Тогда, в 1941-м, он отправился сражаться с фашистскими захватчиками. В тот далекий день она запретила себе плакать. Анна не знала, увидит ли сына живым, и потому хотела, чтобы он запомнил ее сильной, несломленной. Позднее Сергей не раз говорил матери спасибо за то, что она избавила его от нелегкого испытания: очень тяжело смотреть, как льются мамины слезы. Гордость была одной из отличительных черт характера Анны Федоровны. Она стоически ждала сына все долгие годы войны. Каждый раз, когда в Иваново появлялся охотник, привозивший почту из города, сибирячка надеялась, что пришло письмо от Сергея, и страшилась получить похоронку.

С каждым годом пожилой женщине было все труднее отпускать сына из отчего дома. Теперь ее пугала не его, но собственная смерть. Она так редко видела Сережу, что материнская любовь переполняла душу. Как жаль, что он не женился на Марусе и не зажил размеренной жизнью! Маруся тоже покинула хутор. Молодая женщина обосновалась в Перми, которая теперь называлась Молотов, в честь министра иностранных дел в правительстве Сталина. Маруся вышла замуж за рабочего-электрика; время от времени она писала родителям, сообщала им новости о своей жизни, о том, как растут две ее дочери. Анна со вздохом подумала, что ее мечтам не суждено было осуществиться.

Сергей появился неожиданно, как по волшебству, где-то в середине дня. Избу так завалило снегом, что редким гостям приходилось кричать в печную трубу, чтобы хозяева услышали, пока те не проделали в снегу проход к двери. Иван, дремавший у печи, услышав чей-то крик, изумленно распахнул глаза. Они с Анной никого не ждали. Муж с женой переглянулись: вот неизвестный доберется по снежному коридору до входной двери, и тогда они узнают, кто к ним пришел. Увидев сына, Анна вскрикнула от радости.

Сергей поставил лыжи, скинул тулуп, перетянутый в поясе солдатским ремнем, снял лисью ушанку, серебрившуюся инеем, и крепко обнял маму. Пожилая женщина не отпрянула, даже когда кристаллы снега, затерявшиеся в бороде сына, растаяв, потекли по ее шее.

Сев спиной к печи, Сергей с аппетитом съел тарелку щей; Анна готовила их по собственному, особому рецепту и никому не открывала его секрет. Молодой мужчина бросил в рот последний кусочек ржаного хлеба и от удовольствия зажмурил глаза. Как же все-таки чудесно вернуться домой, усесться за стол вместе с родными людьми и вкусно поесть!

— Тебе понравилось, Сережа? — спросила Анна Федоровна, забирая тарелку.

— Ты же видишь, мамочка, я съел все до последнего кусочка.

Женщина нежно провела рукой по щеке сына. Он поймал ее руку и поцеловал в ладонь, заставив мать покраснеть.

— Ну вот, теперь наконец мы можем послушать рассказ о твоих последних приключениях, — сказал отец, зажигая трубку.

Сергей улыбнулся. Родители дали ему возможность немного отдохнуть с дороги и пообедать, но теперь, как и положено, приступили к «допросу».

— Быть может, ты в кого-нибудь влюбился? — спросила мать, поставив на стол тарелку с сушками.

Иван тяжело вздохнул и поднял глаза к потолку.

— Оставь его в покое, Анна Федоровна! Ты всегда спрашиваешь его об одном и том же, а дела сердечные касаются только самого Сергея.

— А вот и нет! — возразила Анна. — Я хочу перед смертью понянчить внуков. Вот если бы он женился на Марусе, как мы об этом мечтали, Старшой и я…

— Что ты нас всех хоронишь, Аннушка! Твои травяные настои позволят тебе дожить до ста лет… Не слушай свою старую мать, Сергей, расскажи нам лучше о Байкале. Как там поживают баргузинские соболя?

Сергей посмотрел на мать, которая с недовольным видом скрестила руки на груди. Как же она постарела! Седина припорошила снегом темные волосы, заплетенные в две косы, уложенные на затылке. Шрам на лбу, полученный в детстве, потерялся среди морщин, избороздивших ее обветренную кожу.