Муж и жена - Уилки Коллинз

— Сейчас объясню, почему я против, — сказал он. — Представим, что Бланш скажет одному из этих до неисправимости докучливых насекомых: мед в этих цветках по неожиданному стечению обстоятельств подошел к концу — как вы думаете, это трудолюбивое создание поверит вам на слово? Нет. Оно опрометью ринется на ближайший цветок, чтобы самому в этом удостовериться.

— И что же? — не понял Арнольд.

— То, что Бланш сейчас сидит и пишет леди Ланди: свадебное путешествие по неожиданному стечению обстоятельств подошло к концу. Вы относите леди Ланди к людям, которые поверят этому на слово? То-то и оно что нет! Леди Ланди, подобно нашей пчеле, пожелает во всем удостовериться лично. Как все кончится, если она дознается до истины, какие новые трудности привнесет она в дело, и без того, бог свидетель, затрудненное до чрезвычайности, — оставляю это вашему воображению. Моя фантазия здесь просто пасует.

Прежде чем Арнольд успел что-то ответить, из комнаты выпорхнула Бланш.

— Дело сделано, — объявила она. — Не по душе мне было писать это письмо, но, слава богу, с этим покончено.

— Дело сделано, моя дорогая, — спокойно заметил сэр Патрик. — Может, оно и слава богу. А вот насчет «покончено» — не согласен.

— То есть?

— Думаю, Бланш, ответ твоей мачехи примчится со следующей почтой.

Письма леди Ланди и мистеру Краму были отправлены в понедельник, и обратную почту можно было ждать в Хэм-Фарме не раньше среды пополудни.

За это время сэр Патрик и Арнольд еще не однажды встречались наедине, обсуждая непростой и весьма щекотливый вопрос о том, посвящать ли Бланш в происшедшее. Мудрость старости наставляла; неопытность юности внимала. «Подумайте как следует, — говорил сэр Патрик, — и все ей расскажите». Арнольд как следует думал — и ничего не рассказывал.

Если вам захочется обвинить его, вспомните, что он был женат всего две недели. И правда, не всякий решится, обладая женой лишь две недели, предстать перед ней в роли преступника, которого ждет суд, и узнать, что великодушная судьба, даровавшая тебе в жены обожаемую женщину, решила к тому же наслать на тебя ангела возмездия!

В среду пополудни все трое были дома и с нетерпением ожидали почтальона.

Привезенная корреспонденция содержала (как и предвидел сэр Патрик) письмо от леди Ланди. А где же письмо с ожидаемыми новостями из Глазго? Его не было. Видимо, на запрос сэра Патрика адвокат не мог ответить сразу.

— Это не к добру? — спросила Бланш.

— Это к тому, что происходят какие-то события, — ответил ее дядя. — Вероятно, мистер Крам рассчитывает получить какие-то сведения и хочет сразу же нам их передать. Будем надеяться, дорогая, что их принесет завтрашняя почта.

— Что ж, — сказала Бланш, — откройте пока письмо от леди Ланди. Вы уверены, что оно предназначено вам, а не мне?

Сомневаться не приходилось. Ответ ее милости был зловеще адресован деверю ее милости.

— Я знаю, что это означает, — заметила Бланш, не сводя с читающего письма дяди заинтересованных глаз. — Имя Анны моя мачеха воспринимает как оскорбление. Я же в письме упоминала его без счета. Чем и нанесла леди Ланди смертельную обиду.

О молодость, как она опрометчива в своих суждениях! Дама, которая в трудную для семьи минуту выказывает горделивое достоинство, не может быть смертельно обижена, она может быть лишь глубоко опечалена. Леди Ланди выказывала горделивое достоинство.

«Мне прекрасно известно, — писала эта заслуживавшая всяческого уважения истинная христианка, — что в глазах родственников моего покойного обожаемого мужа я всегда была кем-то вроде незваной гостьи. Но я все-таки не ожидала, что меня полностью перестанут посвящать в домашние дела, когда в доме со всей очевидностью происходит нечто весьма серьезное. Я не желаю навязываться, дорогой сэр Патрик. Чувствуя, однако, что уважение к собственной персоне не позволяет мне — после того, что случилось — вести переписку с Бланш, я обращаюсь к главе семьи, исключительно дабы не выйти за рамки приличий. Позвольте спросить, считаете ли вы — в обстоятельствах столь серьезных, что мою падчерицу и ее мужа потребовалось отозвать из свадебного путешествия, — считаете ли вы пристойным держать в полном неведении вдову покойного сэра Томаса Ланди? Умоляю, вдумайтесь в мои слова — не из уважения ко мне! — из уважения к вашему собственному положению в обществе! Любопытство, как вам известно, противно моей природе. Но когда этот жуткий скандал (в чем бы он ни состоял) разразится — а он не замедлит разразиться, дорогой сэр Патрик, — что подумают люди, когда, испросив мнение леди Ланди, услышат, что она ничего не знает? Ваша воля, как поступать, — я не обижусь. Возможно, мне будет немного больно, но не стоит принимать это во внимание. Я буду с прежним тщанием, с прежней жизнерадостностью выполнять свои мелкие обязанности. И даже если вы оставите меня в неведении, мои наилучшие пожелания все равно всегда будут обращены к Хэм-Фарму. Могу ли я добавить, — не вызывая насмешки, — что в своих молитвах одинокая женщина просит о благе для всех и каждого?

— Ну, что там? — спросила Бланш.

Сэр Патрик сложил письмо и убрал его в карман.

— Твоя мачеха шлет тебе наилучшие пожелания, дорогая.

Ответствовав подобным образом, он поклонился племяннице со всем изяществом, на какое был способен, и вышел из комнаты.

«Итак, пристойно ли, — повторил он про себя, закрыв дверь, — держать в полном неведении вдову покойного сэра Томаса Ланди? Когда дама слегка взвинчена, последнее слово надо оставить за ней, я нахожу это не только пристойным, но и крайне желательным».

Пройдя в библиотеку, он бросил ноту протеста невестки в ящик с надписью «неотвеченные письма». Разделавшись таким путем с посланием леди Ланди, он замурлыкал любимый шотландский мотивчик, водрузил на голову шляпу и вышел в сад погреться на солнышке.

Между тем Бланш не вполне удовлетворилась ответом сэра Патрика. И не преминула сказать об этом мужу.

— Что-то случилось, — заметила она, — а дядя от меня скрывает.

Арнольд и желать не мог лучшей возможности, какую она предоставила ему этими словами: не тяни больше с признанием, открой ей истину! Он поднял глаза и посмотрел в лицо Бланш. По неблагоприятному стечению обстоятельств в то утро она была само очарование. Расскажи он ей сейчас, что именно он играл с ней в прятки в гостинице, — как изменится ее личико! И Арнольд, все еще влюбленный в Бланш, не сказал ничего.

На следующий день почта принесла не только ожидаемое письмо от мистера Крама, но и нежданную газету из Глазго.

На сей раз у Бланш не было оснований жаловаться, что дядя скрывает от нее свою корреспонденцию. Прочитав письмо адвоката с неподдельным интересом и волнением — содержание явно повергло его в изумление, — он передал его Арнольду и своей племяннице.

— Дурные вести, — только и промолвил он. — Я не могу не разделить их с вами.