Готы - Вольфганг Викторович Акунов

скрывается современная венгерская река Капош, правый приток Дуная. В битве при Недао пал Эллак, сын-первенец великого Аттилы. После его гибели разбитых гуннов оттесняли все дальше на восток. Место их кочевий и стойбищ в Паннонии заняли остготы и гепиды.

Столь важные события редко искажались или фальсифицировались даже падкими на всяческие вымыслы античными историками. И потому Иордан, опираясь, как обычно, на Кассиодора, дает нам вполне связное описание гигантомахии между Ардарихом и враждебными ему (а точнее — его племяннику и прижизненному любимчику «Бича Божия» Гиесму) сыновьями Аттилы, приведшей, в конце концов, к свержению остготами гуннского ига:

«Туда сошлись разные племена, которые Аттила держал в своем подчинении; отпадают друг от друга царства с их племенами, единое тело обращается в разрозненные члены; однако они не сострадают страданию целого, но, по отсечении главы, неистовствуют друг против друга. И это сильнейшие племена, которые никогда не могли бы найти себе равных [в бою], если бы не стали поражать себя взаимными ранами и самих же себя раздирать [на части]». («Гетика»).

Иордан описывает битву при Недао (возможно, мало уступавшую или совсем не уступавшую по своему размаху и числу участников «битве народов» под Каталауном) в классически-риторической манере. Под его пером в качестве активных участников титаномахии выступают и (ост)готы (без которых, по твердому убеждению отъявленного «готофила» Иордана, не могло обойтись ни одно мало мальски значительное событие мировой истории):

«Думаю, что там было зрелище, достойное удивления: можно было видеть и гота, сражающегося копьями…» («Гетика»).

Между тем, современные историки придерживаются мнения, что, хотя в битве при Недао и решалась судьба остготов, сами остготы в ней активно не участвовали, сохраняя своего рода «вооруженный нейтралитет» (как и римляне патриция Аэция — под Каталауном, по мнению, скажем, Исидора Севильского). Этой крайне подозрительной, для союзников и данников, пассивностью остготских войск, видимо, и объясняется подтверждаемый всеми источниками гнев сыновей Аттилы на своих неверных «улусников». И замечание одного из хронистов, что с тех пор гунны стали охотиться на остготов, как на беглых рабов. При активной поддержке остготских союзников гунны наверняка разбили бы Ардариха, несмотря на то, что гепиды проявляли во всех сражениях исключительную отвагу и высочайший боевой дух.

Иордан завершает свое описание битвы при Недао знаменательными словами: «Итак, после многочисленных и тяжелых схваток, победа неожиданно оказалась благосклонной к гепидам: почти тридцать тысяч как гуннов, так и других племен, которые помогали гуннам, умертвил меч Ардариха вместе со всеми восставшими. В этой битве был убит старший сын Аттилы по имени Эллак, которого, как рассказывают, отец настолько любил больше остальных, что предпочитал бы его на престоле всем другим детям своим. Но желанию отца не сочувствовала фортуна: перебив множество врагов, [Эллак] погиб, как известно, столь мужественно, что такой славной кончины пожелал бы и отец, будь он жив. Остальных братьев, когда этот был убит, погнали вплоть до берега Понтийского моря, где, как мы уже описывали, сидели раньше готы. Так отступили гунны, перед которыми, казалось, отступала вселенная. Настолько губителен раскол, что разделенные низвергаются, тогда как соединенными силами они же наводили ужас. Дело Ардариха, короля (царя — В.А.) гепидов, принесло счастье разным племенам, против своей воли подчинявшимся владычеству гуннов, и подняло их души, — давно пребывавшие в глубокой печали, — к радости желанного освобождения. Явившись, в лице послов своих, на римскую землю (т. е. на территорию Восточной Римской империи — В.А.) и с величайшей милостью принятые тогдашним императором (Востока — В.А.) Маркианом, они получили назначенные им места, которые и заселили. Гепиды, силой забравшие себе места поселения гуннов, овладели как победители пределами всей Дакии и, будучи людьми деловыми, не требовали от [Восточной] Римской империи ничего, кроме мира и ежегодных даров по дружественному договору. Император (Востока) охотно согласился на это, и до сего дня (т. е. до времени жизни Иордана — В.А.) племя это получает обычный дар (т. е. дань — В.А.) от [восточно-] римского императора. Готы же, увидев, что гепиды отстаивают для себя гуннские земли, а племя гуннов занимает свои давние места, предпочли испросить земли у Римской империи, чем с опасностью для себя захватывать чужие, и получили Паннонию, которая, протянувшись в длину равниною, с востока имеет Верхнюю Мезию, с юга — Далмацию, с запада — Норик, с севера — Данубий. Страна эта украшена многими городами, из которых первый — Сирмий (ныне — Сремска Митровице в сербской Воеводине — В.А.), а самый крайний — Виндомина (или Виндобона, нынешняя Вена — В.А.)» («Гетика»).

Вот, значит, куда переместилась «кочующая» родина, «странствующий удел (одал)» братьев (?) Амалов — Валамира, Видимира и Тиудимира (если считать по порядку с юга на север). Автор этих строк просит, однако, уважаемых читателей сфокусировать свое внимание на последнем из этой остготской «троицы» — Тиудимире (Тиудемире, Теодемире, Теодемере). Ибо в его ставке (расположенной, скорее всего, на берегу сегодняшнего озера Нойзидлерзее в австрийской федеральной земле Бургенланд, на границе с Венгрией) в 454 г., т. е. в год (а по легенде — даже в день) разгрома гуннов и гепидов Валамиром в битве при Недао, и за год до разграбления Первого Рима на Тибре царем вандалов и аланов Гензерихом, появился на свет младенец Теодорих (Феодорих, Тиудиреикс). Прозванный впоследствии Великим.

Гунноскир против остгота

О готском царе Теодорихе автор этой книги впервые узнал, когда пришел с папой за ручку в московский музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина (в просторечии — Пушкинский музей) в шестилетнем возрасте. Мы тогда жили совсем близко от музея, на улице Фрунзе (называющейся ныне, как и при Царе-батюшке — не гуннском, разумеется, а нашем, русском — Знаменкой). В т. н. Итальянском дворике музея на первом этаже папа подвел меня к двум бронзовым статуям в человеческий рост, одетым в кованые рыцарские доспехи в позднесредневековом, т. н. «максимилиановском», стиле. Одна из них изображала короля Британии Артура Пендрагона (как было написано на круглом постаменте). Другая — усатого рыцаря в остроконечном шлеме с поднятым забралом, в задумчивости опирающегося на небольшую алебарду, с надписью на круглом постаменте «THEODERICH DER GOTTH» («ТЕОДОРИХ ГОТ», хотя написание этнонима с двумя «Т» формально позволяет перевести надпись с немецкого на русский и как «ТЕОДОРИХ БОГ»). Папа в доступной моему тогдашнему восприятию форме рассказал мне, что жил, мол, давным-давно такой великий король готов Теодорих, покоривший всю Италию и державший в подчинении даже Столицу Мира — город Рим.

Так состоялось наше первое знакомство с героем этой главы. Позднее я узнал, что в Пушкинском музее