Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

* * *

Войска князя Ярослава Всеволодовича двигались на Киев по древнему пути «из варяг в греки». Через двадцать дней после выхода из Новгорода они достигли Смоленска. На ошеем берегу Днепра было шумно и многолюдно. Чадили костры, на которых грелись котлы. Смолились борта кораблей. Вои садились в ладьи и насады, заводили коней по сходням, грузили припас и снаряжение.

Весенний ветер привольно гулял над кручами киевских высот, среди верхов княжеских теремов, глав храмов и крестов и пел свои непонятные печальные песни, похожие то на стон раненого, то на причитания над покойником, то на вой голодной собаки на пепелище. На дворе близ своего большого и красивого терема Соломия прощалась с Гориславом. Путята уже давно сидел верхи и держал за повод нового жеребца, купленного детским на Бабином Торжке в Киеве. Кони тревожно ржали и переступали с ноги на ногу. Соломия обнимала своего Горислава, охватив обеими руками его стан, и прижимаясь к нему всем телом. Ошая рука его обхватила ее плечо. Он не слышал ее плача, но грудь ее сотрясалась от беззвучных сдерживаемых рыданий. Плат ее сбился и лежал на плечах, а он нежно гладил дланью своей десницы ее темные волосы. Густые облака, гонимые резкими порывами ветра, закрыли солнце. Горислав поднял глаза вверх, и ему вдруг почудилось, что туча стрел затмила свет над Киевом. Ноздри его словно уловили запах гари, дым костров и пожаров.

Серый, холодный свет декабрьского дня был разлит вокруг. Казалось, что он даже увидел истоптанный и пропитанный кровью снег. Тряхнув головой, детский пришел в себя. Отроковица-дочь Соломин стояла рядом и словами пыталась успокоить мать. Все понимали, что расставание неизбежно. Князь Изяслав Мстиславлич Северский оставлял древнюю столицу Руси, потому что большое и сильное войско новгородского князя Ярослава Всеволодовича шло по Днепру, чтобы переять Киев. Ласково отстранив Соломию, Горислав всел в седло и принял поводья у Путяты. Взяв его за стремя, и прижимаясь к его десной ноге, Соломия еще какое-то время шла за его конем. Лишь у Софийских ворот он нагнулся к ней, прошептал прощальные слова, и поцеловал ее в уста долгим и нежным поцелуем. Здесь они расстались навсегда. А ветер все шумел, гулял и пел прощальную песню о Золотой Киевской Руси, уходящей в невозвратное прошлое.

* * *

Древняя столица была взята Ярославом. Всеволодовичем без боя. Ладьи и насады новгородцев и переславцев прошли устье реки Почайны и приставали к гавани у Подола. Передовой отряд новгородских воев уже прошел ворота открывавшие путь из гавани на Подол. Вои встали двумя рядами по обе стороны дороги, ведущей через Торговище до храма Богородицы Пирогощей. Киевский ремесленный и торговый люд, многие бояре уже собрались на Торгу и встречали князя во главе с духовенством, настоятелями киевских монастырей, с иконами, хоругвями и крестами. Многие из простонародья собрались в гавани на десном берегу Почайны и с интересом рассматривали новогродских и суздальских воев. Как только князь Ярослав вышел из насада, ему подвели коня, и он всел в седло. Его примеру последовали ближние бояре и старшая дружина.

Въезжая на Подол, князь внимательно всматривался в лица киевлян, встречавших его. Пожалуй, ни один лик, попавшийся ему по пути, не выражал чувства ненависти или безразличия. Вокруг были добродушные, веселые и светлые улыбки, глаза, искрившиеся интересом и ожиданием. Редко можно было заметить глаза, выражавшие чувство недоверия или непонимания. Все, что окружало князя Ярослава, во многом напомнило ему Новгород того времени, когда он еще совсем молодым, впервые сел на новугородский стол. Правда, страстей было поменьше, и простой народ здесь, в Киеве, выглядел более покладистым и зажиточным.

Доехав до храма Богородицы Пирогощей, князь Ярослав увидел многочисленное священство древней столицы с его еще более многочисленным и степенным клиром, услышал слова молитв, иконы строгого греческого письма, хоругви, вознесенные над скопищем народа, и сошел с коня. За ним последовало боярство и дружина. Борис Творимирич приблизился ко князю и шепнул что-то на ухо, указывая на игумена Печерского монастыря Акиндина. Князь молча кивнул головой и ко всеобщему одобрению народа, поклонился в пояс настоятелю и окружавшему его клиру. Акиндин и его окружение отвечали тем же. Затем князь подошел к образам, встал на колени и поцеловал образ Богородицы Одигитрии. Поднявшись с колен, принял благословение игумена и пошел ошую храма Богородицы Пирогощей в гору на подъем. Борис Творимирич, несмотря на преклонные годы, живо следовал за Ярославом Всеволодовичем. Им подвели коней, и те, сев верхом, двинулись в сторону Боричева Тика. Дружина, верхи, следовала за князем. Народ, стоявший довольно плотно на торгу, расступался, пропуская верховых. Кони медленно пошли в гору, а Борис Твормирич стал рассказывать о предшественнике Акиндина — покойном игумене Досифее, кого знал лично еще в свою бытность в греческой земле. Досифей не раз бывал на святой горе Афон, принес на Русь чин о пении дванадесяти псалмов и написал известную рукопись о жизни афонских иноков. Затем боярин заговорил о древностях Киева, рассказал, что в этих местах более тысячи лет назад россы поставили град Боричев, почему древние греки и назвали Днепр Борисфеном. Он обратил внимание князя на высоту подъема, по которому шли их кони, и указал на Замковую гору, давая понять, что Боричев стоял на ее вершине. Князь измерил глазом расстояние и понял, что Замковая гора возвышается над Днепром не менее чем на пятьдесят саженей. Когда они подъехали к Боричеву рву, то князь, слушая боярина, увидел, что единственная дорога, ведущая на Замковую гору с Киевской горы, проходит по Боричеву увозу. Сначала ведет по узкой бровке горы Уздыхальницы (Вздыхальницы), затем по мосту через Боричев ров, потом по столовой горе Клинец и только после этого — по мосту через внутренний (Драпский) ров к Драпским воротам древней Боричевской крепости. Начало же Боричева увоза перед Уздыхальницей было «заперто» мощной Воздвиженской вежей. Опытным глазом полководца князь Ярослав про себя отметил, что цепочка из трех гор Уздыхальницы, Клинца и Боричева, представляет собой три яруса обороны, уникально созданных самой природой. Чтобы прорваться к самому Боричеву, расположенному в конце цепочки, необходимо брать один за другим три града. Искони люди должны были заметить это уникальное место. Нигде на Руси Ярослав не видел такого. И, поразмыслив еще раз, согласился с Борисом Творимиричем, что здесь, над Днепром, россы и вправду должны были поставить свой град более тысячи лет назад.

* * *

Огненные сполохи дальних гроз, сверкавших среди мрачных серо-синих облаков и темных туч, полыхали над болотами, лесами и лугами в окрестностях литовского града Шяуляя. В лугах и у опушек леса, скакали, бежали, стреляли из луков, вновь двигались и останавливались, чтобы драться насмерть, тысячи людей. Окрестности оглашены были стонами раненых, криками умиравших, лошадиным ржанием и топотом копыт. Уже часа два назад на подходе к городу у лесных засад были смяты и пали стяги Вендена, Риги, Митавы и Герцике. Далее и севернее от города на дороге, ведущей в Ригу, дрались последние воины Оденпе, погибая под градом литовских стрел. Правее их, под натиском литовской конницы отступали к лесу, осыпаемые стрелами, истекающие кровью воины дерптского стяга. Левее и сзади отбивались псковичи, отряды рыцарей и кнехтов, прибывших из Любека.