Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать - Шерри Тёркл

А те несколько деталей, что нам известны, кажутся нелогичными или полуправдой. Прослушивать телефон незаконно, а вот сохранять данные о поиске почему-то законно. Сперва нам говорят, что наши поиски “анонимизированы”, а потом, по словам экспертов, выясняется, что это не так[284]. Использование наших данных крупными корпорациями представляется нам незаконным, да и правительство тоже хочет воспользоваться этой информацией – к примеру, данными поиска, а также сведениями о том, кому и что мы пишем, кому звоним, что покупаем.

Даже усвоить эти правила нелегко. Я член правления фонда Electronic Freedom Foundation[285], в задачи которого входит охрана права на защиту личного пространства в цифровой культуре. И вот только весной 2014 года члены правления получили по электронной почте статью, где описывалось, как просто спровоцировать правительство поместить ваше имя в список тех, чьи электронные письма и поиск “полностью отслеживаются”. К примеру, вы попадете в этот список, если решите использовать за пределами США TOR – технологию, позволяющую осуществлять анонимный поиск в сети. В той же самой статье объяснялось, что, находясь на территории США, вы также активируете “полное слежение”[286], если попытаетесь использовать альтернативы стандартным операционным системам: к примеру, если зайдете на домашнюю страницу Linux. Вполне возможно, форум Linux будет объявлен “экстремистским” сайтом.

Одна из моих научных ассистенток заходила на этот форум, потому что ей понадобилось использовать программу для аннотаций, работающую только на Linux. Коммюнике насчет Linux и полного слежения застает ассистентку врасплох, но она комментирует это следующим образом: “Теоретически я возмущена, но эмоционально это меня не затронуло”. Согласно прочитанному нами обеими источнику, который не был оспорен NSA[287], содержание ее электронной корреспонденции и поисков в интернете находится под наблюдением. И все же у ассистентки возникают вопросы: “Кто знает, что это значит. Речь о человеке? Об алгоритме? Следят ли за мной по моему имени или по IP адресу?”

Сбитая с толку этими деталями, ассистентка не пытается выяснить дальнейшие подробности. Смутное понимание предмета укрепляет ее во мнении, что более подробно она может поинтересоваться этим позднее. К тому же ее не оставляет мысль, что ее могут заблокировать или специально отметить для более тщательного слежения, если она попробует досконально изучить ситуацию.

Один старшекурсник с некоторым удовлетворением сообщает мне, что придумал, как хотя бы отчасти разобраться со своими тревогами по поводу безопасности личного пространства в сети. Стратегия этого студента – использовать настройку “инкогнито” в своем браузере. Я решила последовать его примеру. Поменяв настройки на компьютере, я иду спать, уверенная, что сделала шаг в нужном направлении. Но какой шаг я сделала? Выясняется, что, благодаря настройке “инкогнито”, можно сделать так, что мой компьютер не будет сохранять историю поиска (и тогда, к примеру, члены семьи не смогут ее проверить), но ведь при этом я не притормозила Google или тех, кто хотел бы получить к нему доступ. А еще ирония в том, что статьи, посвященные защите конфиденциальности в сети, нередко рекомендуют использовать TOR, а вот АНБ считает пользователей TOR подозрительными и нуждающимися в дополнительном наблюдении.

На мой взгляд, эта апатия отчасти объясняется следующим: пользователи считают, что за ними наблюдают алгоритмы, чьи действия будут проверяться людьми, способными правильно реагировать, если система обнаружила нечто такое, из-за чего у пользователей могут быть неприятности. Да вот только, похоже, теперь неприятности у всех нас. Неужели интерес человека к Linux может спровоцировать слежку за ним? Кажется, мы уже перестаем воспринимать всерьез самих себя.

Моя научная ассистентка уверяет, что не тревожится из-за своего информационного следа, поскольку верит в благие намерения правительства: его интересуют террористы, а не она. Но я проявляю настойчивость. Поскольку теперь ассистентка знает, что стала объектом слежки из-за собственных действий на форуме Linux, будет ли она с большей осторожностью высказываться в сети? Ответ ассистентки – нет, она по-прежнему будет говорить что думает, сопротивляясь любым попыткам обратить ее мысли против нее самой, “если дело до этого дойдет”. Исторически сложилось так, что моменты, когда “дело до этого доходило”, одновременно оказывались моментами, когда было слишком сложно – или слишком поздно – что-то предпринять.

Я вспоминаю, как Лана подытожила свои соображения насчет защиты личного пространства в сети: она сказала, что начнет волноваться, только “если случится что-то плохое”. Но мы ведь можем развернуть ситуацию и сказать, что плохое уже случилось. Нас вынуждают провести линию, порой очень тонкую, между “персонализацией”, которая кажется нам банальной (вы покупаете туфли – вам показывают рекламу туфель), и кураторством, порождающим более важные вопросы.

Во время президентских выборов 2012 года Facebook методом случайного выбора находил избирательные округа и призывал людей идти голосовать, заверяя их, что их друзья уже проголосовали. Это вмешательство вполне политического характера было преподнесено как исследование на тему: могут ли соцсети повысить явку? Да, могут. Эксперт по интернету и праву Джонатан Зиттрен назвал манипулирование голосами в соцсетях “цифровой фальсификацией”[288]. Эта угроза никак не отрегулирована. Facebook провел еще одно исследование, посвященное перепадам настроения: в рамках этого эксперимента одним пользователям показали публикации радостных, а другим – грустных друзей, чтобы посмотреть, как это повлияет на их настроение[289]. Действительно, это на них подействовало. Соцсети способны влиять на наши политические действия и эмоциональную жизнь. Мы привыкли к манипуляциям медиа – реклама всегда пыталась выполнять эту функцию. Однако если кто-то обладает беспрецедентной информацией о нас – от лекарств, которые нам нужно принимать, до времени, когда мы ложимся спать, – у этих людей появляется возможность вторгаться в нашу жизнь самым навязчивым образом. На кону чувство собственного “я” и навык самоконтроля. И граждане, способные сами за себя думать.