Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков

испытаний. Все силы ума и воли я отдаю на службу армии, без различия чинов и частей. Офицер и солдат, армейский и казачьи корпуса мне одинаково дороги. Как в тяжелые дни оставления родной земли, никто не будет оставлен без помощи. В первую очередь она будет подана наиболее нуждающимся. Как год тому назад, я призываю вас крепко сплотиться вокруг меня, памятуя, что в нашем единении – наша сила».

Опять у объявлений группами собирались казаки, опять громко и на все лады обсуждались французские предложения, опять по адресу французов отпускались нелестные и подчас крепкие словечки. Надо еще заметить, что с 23 апреля паек был опять несколько изменен. Вместо 300 граммов, хотя и дурной фасоли, но дававшей значительное количество калорий, начали выдавать по 90 граммов в сутки на человека сушеной зелени, что едва ли давало 120–150 калорий, благодаря чему питательность пайка значительно понизилась. Временами сушеная зелень комбинировалась с фасолью или чечевицей, но в незначительных дозах, и весь паек теперь давал не более 2000 калорий. Это было одним из способов воздействия на казаков.

Но казаки, на которых-то главным образом и рассчитывали французы, не пошли на запись в Бразилию. Пришедший 29 апреля на Лемнос «Рион» забрал с собой 656 мужчин, 24 женщины и двух детей, всего 682 человека. Беженцев уехало 170 человек, из них двое детей и 24 женщины (кубанцев уехало 177 человек, из них 5 женщин). Уехали главным образом офицеры. Уехали глубоко уставшие люди, нервно разбитые, которым «куда бы то ни было, хоть на край света, хоть в черту на кулички» уехать, лишь бы не возвращаться в Совдепию.

В день отправки французами, по обыкновению, были приняты особые меры безопасности. Пристань охранялась отрядом моряков стационера «Сичен», эмигрантов собирал по лагерю известный уже капитан Мишле с отрядом в 15 стрелков и 4 конных жандарма. Кроме того, на пристани находился лейтенант Лулу, отбиравший подписки от эмигрантов в том, что они действительно земледельцы. По имеющимся сведениям, эмигранты эти не были приняты Бразилией, как не земледельцы, высажены в Аяччио и затем распылились по частным работам.

Приближалась Пасха. Веками сложившийся быт, обычаи и привычки брали свое, и внутренняя жизнь казаков лагеря шла сама собою, независимо ни от изгнания, голода, отправок, французов, текла по веками пробитому руслу. Готовились к праздникам. Выскребали палатки, чистили незатейливую утварь и посуду, многие даже справляли обновы из «подручного материала», то есть перекрашивали и перешивали старье. К праздникам готовились как-то особенно чинно и проникновенно. Здесь, на чужбине, казаки особенно остро чувствовали свое одиночество, оторванность от семей, теперь, в праздничные дни, и поэтому всеми силами старались выполнять обычаи Родины, чтобы тем создать себе хоть отдаленный мираж домашнего уюта, семьи. С особенной любовью и старанием украшали церкви. Клеили транспаранты, фонарики, рисовали новые иконы, в Мудросе закупали бенгальские огни. Еще недели за две до Пасхи в лагере все чаще и чаще слышалось церковное пение. Это любители-певчие разучивали пасхальные песнопения.

К празднику, сверх обычного рациона, казакам было выдано русским командованием 200 граммов муки и по 20 граммов сахару. Кроме того, были отпущены на улучшение питания особые денежные суммы по расчету полторы драхмы на человека. Сверх того, представителем американского Красного Креста капитаном Мак-Непом, который к тому времени начинал свою деятельность на Лемносе, казакам были выданы табак и папиросы. Греками была предоставлена в распоряжение русского духовенства старая церковь в городе Мудросе, где богослужения совершались по русскому обычаю, русским духовенством и с русским хором. По соглашению между русским и французским командованием, казаки в часы богослужения могли ходить в Мудрое без особых пропусков. Церковь, по-видимому давно уже оставленную, привели в порядок, вымыли, вычистили многолетнюю пыль; старинный, великолепной резной работы иконостас подновили, вставили на место в зиявшие впадины выпавшие или вынутые иконы, благодаря чему церковь приняла уютный вид.

Индифферентные вообще к церковным службам, греки в большом количестве посещали русскую, как они ее теперь называли, церковь, восторгаясь новым для них, не слышанным еще тоном русского богослужения, порядком и благочинием, и стройным пением русского хора. В праздничные дни, когда время богослужения совпадало, зачастую в «русской» церкви бывало куда больше греков, нежели в греческой, в Мудросском соборе. Особой торжественностью отличалась служба в четверг на Страстной неделе. Пел соединенный хор дивизий и штаба корпуса. Церковь не могла вместить всех молящихся русских и греков. Последние, интересуясь русскими обычаями, пришли на этот раз в особенно большом количестве. Когда после богослужения, возвращаясь в лагерь, русские, по обычаю, несли по городу зажженные свечи, греки выскакивали из домов, качали головами и кричали: «Русс, Христос нет воскрес», очевидно думая, что казаки уже празднуют Пасху.

Встретили Пасху хорошо. С большим подъемом, светло и радостно прошла пасхальная заутреня. К разговенью напекли куличей, были крашеные яйца, к обеду в котлах варилась баранина. Не обошлось и без спиртных напитков, которые сами казаки закупили на полученные к празднику драхмы. Целые дни в полковых церквах звонили в «колокола», представлявшие собой не что иное, как обрезки рельс, железные шпалы и куски старого железа, целые дни по лагерю из края в край неслись песни разговевшихся казаков.

В 12 часов 1 мая, на первый день праздника, все части корпуса были выведены на парад, и командир корпуса христосовался с казаками и поздравлял их с праздником. Бодро и весело прошли оживившиеся казаки, громко и радостно отвечали на приветствия командира корпуса. Все не принимавшие участия в параде чины корпуса, персонал госпиталей, даже греки из Мудроса – все это вышло посмотреть на парад. Теплая весенняя погода, солнечные дни, затишье, что на Лемносе, с постоянными ветрами, случается очень редко, – все это поддерживало праздничное настроение. Так, незаметно, в праздничном оживлении, прошли три дня.

Широкая казачья натура, не мирившаяся с теснотой лагерной жизни, в праздник нашла себе выход. Город Мудрое и все окрестные деревни в эти дни были переполнены казаками, пробиравшимися туда несмотря на все запреты, оцепления и патрули. Не обошлось, конечно, и без «международных» – греко-русских и русско-французских конфликтов и осложнений, происшедших главным образом на почве продажи и распития спиртных напитков. «В течение праздника Пасхи в соседних деревнях замечался наплыв самовольно отлучившихся из лагерей казаков и беженцев…» (Приказ Лемносской группы № 21). «Праздник Пасхи закончен, – напоминал генерал Абрамов. – Во всех частях продолжал прежним темпом строевые занятия и работы по приведению в порядок лагеря, палаток, обуви и обмундирования… В будние дни лагерь должен иметь деловой вид, общие песни, гуляния, музыку прекращать в 22 часа. Безотлагательно прекратить