Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - Глен Кук

– Грейфеллс. Итаскиец.

– Но зачем?

– Из-за политики. Он утверждает, что заключил соглашение с Каримом по требованию Насефа. По его словам, именно из-за этого убили Карима – он мог рассказать правду. То, что нам известно о действиях Грейфеллса, а также о действиях бин Юсифа и Карима, похоже, говорит в его поддержку.

– В таком случае мне стоит с ним увидеться. Это может быть интересно.

Он жалел, что оставил Моваффака в Ипопотаме. Сейчас вполне могло бы пригодиться мнение того, кому он полностью доверял.

Похоже, объявился след еще одной интриги Насефа, и участие Грейфеллса многое говорило о ее сущности. Неудивительно, что Насеф так стремился добраться до Алтеи после смерти Карима. Нужно было замести следы. К тому же там был бин Юсиф, преграждавший путь к Павлиньему трону…

– Насеф, Насеф, – пробормотал Эль-Мюрид, – ты уже мертв, но все равно поступаешь со мной по-прежнему.

Почему эль-Кадер вообще завел об этом разговор? Разве он не был ближайшим другом Насефа? Наверняка он боролся с искушением использовать все ту же интригу в собственных целях.

Грейфеллс был худощав и крепок, с хитрым взглядом и преждевременно поседевшими волосами. В нем чувствовалось что-то лисье, вкрадчивое.

– Приветствую, мой повелитель Ученик, – подобострастно поклонился он.

– Скажи ему, пусть переходит к сути, – сказал Эль-Мюрид переводчику. – Я не собираюсь играть словами. Если попытается – вышвырну прочь.

Грейфеллс выслушал его с преувеличенным равнодушием. Когда переводчик закончил, он засеменил к двери и выглянул наружу:

– Мне нужно быть осторожным. У меня есть враги.

– Почему бы мне не отдать тебя им? – спросил Эль-Мюрид.

Грейфеллс рассказал ему то, о чем уже рассказывал эль-Кадер, но с бо́льшими подробностями, и признался в решимости узурпировать итаскийскую корону, создав собственную империю.

Эль-Мюрид с трудом скрывал отвращение. Если смертная женщина когда-либо могла зачать дитя от зла, она была матерью этого человека.

– Все это новость для меня, герцог. У моего шурина, как и у тебя, имелись свои амбиции.

Герцог побледнел.

Эль-Мюрид улыбнулся. Коварный Насеф! Он не стал откровенничать с Грейфеллсом.

– Я командую войском союзников, повелитель. И только я решаю, где и когда ему сражаться, – быстро и нервно заговорил Грейфеллс, пытаясь спасти положение.

– В таком случае ты не так давно принял неудачное решение. – Эль-Мюрид едва сдерживал смех.

– Это был не мой выбор. Но политическая обстановка вынудила меня с ним смириться.

– У тебя не осталось войска.

– Его можно заменить на десяток таких же. У меня уже есть планы. – К нему возвращалась прежняя уверенность в себе. – Мы, итаскийцы, не совершаем одну и ту же ошибку дважды.

– Возможно. – Эль-Мюрид убрал руку, скрывавшую амулет. Живой камень ярко вспыхнул, и свет отразился в глазах герцога. – Но можно совершить новые. Не вижу никакой пользы от твоего предложения. Если позже решу иначе – я с тобой свяжусь.

– Польза в людях, которых ты не потеряешь. – В голосе Грейфеллса чувствовалось раздражение. – Ты получишь мир на то время, пока будешь переваривать свои победы. У тебя будет возможность навести порядок в Алтее, Кавелине и Хеллин-Даймиеле. И ты сможешь больше не беспокоиться из-за сбежавших на мои территории роялистов.

Слова герцога потрясли Эль-Мюрида. Его территории!

– Найди бин Юсифа. Доставь его ко мне живым, и я дам тебе все, чего ты попросишь, – солгал Эль-Мюрид, не чувствуя перед собой вины за то, что обманывает орудие великого обманщика. – Доставь мне то единственное, что мне больше всего нужно, и поговорим. Пока же ты лишь впустую тратишь мое время.

Грейфеллс уставился на него и на знаменитый амулет, поняв, что убедить Эль-Мюрида ни за что не удастся, и поклонился:

– Тогда лучше вернусь к себе, пока меня не хватились. Всего хорошего.

– Эль-Кадер, – спросил Эль-Мюрид по прошествии минуты, – что скажешь?

Генерал вышел из-за скрывавшей его занавески:

– По-моему, он выразился достаточно ясно, повелитель.

– Есть от него какая-то польза?

– Сомневаюсь. Он предаст нас в любую минуту.

– Пусть твои шпионы не спускают с него глаз, но во всем остальном не обращай на него внимания. Пока что.

– Как прикажешь, повелитель.

В последующую неделю Эль-Мюрид заключил договоры, гарантировавшие мир со всеми врагами, кроме Итаскии, Ива-Сколовды, Двара и Прост-Каменца. Каждый договор включал в себя пункт, гласивший, что подписавший его не позволит пройти врагам другого. У северян не получится до него добраться, не атакуя бывших союзников. Он не сомневался, что данный пункт, а также другой, гарантировавший свободу передвижения его миссионерам, будут нарушаться достаточно часто, чтобы стать поводом для войны, когда он возобновит наступление.

Ученик не желал долгого мира за пределами владений Царства. Он вел переговоры лишь затем, чтобы усыпить бдительность тех, кого собирался завоевать завтра. Иллюзий он не строил – другие подписавшие договоры лишь хотели выиграть время, чтобы укрепить оборону.

Настоящей загадкой оставалась искренняя воинственность итаскийцев. Почему они так жаждали войны, когда их территориям или людям непосредственно ничто не угрожало? Какая им была с того польза?

Так закончилось кровавое лето, известное в истории как Первая война Эль-Мюрида. Восстановление империи внезапно стало выглядеть весьма правдоподобным.

Ученик вернулся в Хаммад-аль-Накир – сперва в Аль-Ремиш, потом в Себиль-эль-Селиб, – где предался горю и воспоминаниям о былом. Он получал еженедельные доклады от эль-Кадера, который готовил очередное наступление в соответствии с тем, что ему удалось восстановить из планов Насефа. Но посланники генерала так и не принесли известия, которое столь хотел получить Эль-Мюрид. О Ясмид ничего не было слышно. Даже шпионы среди роялистов не смогли ничего выяснить, кроме того что девушка действительно появлялась в лагере Гильдии в Бергвольде в Алтее.

Сперва Ученик как-то справлялся, проводя бесконечные часы за молитвой. После, наделив Эсмата полномочиями бо́льшими, чем когда-то дал Насефу, он уединился в Святейших храмах Мразкима в Аль-Ремише, полный решимости побороть пагубную привычку.

Четверо солдат Гильдии притащили пленников на заставу, действуя без особых нежностей. Толстяк все время пинался, его пришлось связать, заткнуть рот кляпом и несколько раз стукнуть по голове, хотя все видели, что он бежал от Непобедимых. Девушка хранила высокомерное молчание, на каком языке бы к ней ни обращались.