От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

Самые упорные бои продолжались в районе Ужка. Командовавший всеми австрийскими войсками в Карпатах фельдмаршал-лейтенант Чермак, лично руководил операциями против Ужка. Ему даже удалось временно потеснить нас. Но 3 декабря 1914 года мы вновь атаковали Ужок и на этот раз окончательно овладели им одновременной атакой с фронта и с тыла. Лично руководивший боем фельдмаршал-лейтенант Чермак хотел спастись в автомобиле, но был перехвачен вышедшей в тыл австрийцам колонной полковника Хагондокова[313] и, тяжко раненный, взят в плен. Через несколько часов от ран скончался. При погребении ему были отданы все воинские почести: пленные австрийцы поставлены в строй без оружия.

В числе отобранных его бумаг оказалось недописанное им письмо жене, в котором он ей писал: «Ты уже знаешь, что за время моего отсутствия, наши не сумели устоять и уступили русским даже и Ужок. Но тотчас же по возвращении я восстановил положение и в память этих событий посылаю тебе из числа доставшейся нам добычи великолепный русский серебряный самовар, который, несомненно, явится одним из лучших украшений твоего хозяйства…» На этом месте письмо обрывалось, написано оно по отношению к нам в таком тоне и в таких выражениях, как например: «твои свиньи русские (deine san Russen)», что знай я наперед содержание письма, может быть, и воздержался бы от отдания ему воинских почестей.

Удивительные были отношения в австрийской армии между различными народностями, входившими в ее состав. Так, после овладения Ужком число пленных превышало 4500 человек, которые и были немедленно направлены в тыл. После ночлега в Старом Месте в рядах только что построенных пленных раздалась неистовая брань и началась было драка. Восстановив порядок, начальник конвоя допросил буйствовавших венгерцев. Они заявили:

– Мы вам сдались и спокойно пойдем туда, куда вы нас направите, не нужно даже нас конвоировать. Но только рядом с этими свиньями (указывая на пленных румын) ни за что не пойдем, просим нас от них отделить.

В Турнаке мы захватили колоссальный лесной склад, принадлежавший одной германской компании. Склад представлял громадную ценность не только по качеству, но и по количеству сложенного на нем леса. Из этого леса были построены все необходимые жилые помещения, восстановлены железные дороги, мосты. А когда началась невылазная грязь, на местах коновязей под всех лошадей поставлены помосты, что избавило нас от повальных мокрецов. В окопах настланы полы, одеты крутости, на дорогах в топких местах настлана бревенчатая мостовая, и за всем тем склад как будто и не уменьшился.

По овладении перевалами мы задались прежде: а) восстановлением железных дорог, особенно взорванного австрийцами виадука в районе Ужка, представлявшего редкой красоты железнодорожное сооружение и б) образованием резерва, не только с целью иметь в моем распоряжении свободную для маневрирования часть, но и иметь возможность по очереди сменять части из боевых линий и давать им необходимый отдых. По вопросу о восстановлении железных дорог, особенно взорванного виадука, я обратился к находившемуся в Самборе инженеру путей сообщения, который, осмотрев путь, объявил, что виадук может быть вполне восстановлен, необходимые для этого фермы будут изготовлены на Брянском заводе. На изготовление таких ферм потребуется 7 месяцев. Тогда я просто обратился к находившемуся в моем распоряжении командиру 5-й роты 8-го железнодорожного батальона,[314] который доложил, что если я позволю брать готовый лес со склада, то в две-три недели все будет настолько восстановлено, что явится возможность пропускать поезда. Были сложены по всему пространству взорванного виадука деревянные устои, необходимой высоты, по ним проложены рельсы, и через 14 дней пущен первый поезд. Узкоколейные же ветки начали действовать на третий день.

Несмотря на то что железная дорога стала действовать, все укомплектования и команды выздоравливающих направлялись в части походным порядком по шоссе, пролегавшему по всему пути от Самбора параллельно железнодорожному полотну, и люди, утопая в грязи, шли, имея все время перед глазами проходившие поезда.

Я не мог мириться с таким порядком и обратился к начальнику сообщений Юго-Западного фронта с просьбой все пешие части и команды не выгружать в Самборе, а направлять по железной дороге до пунктов назначения. И, разумеется, сейчас же получил ответ, что ввиду перегруженности железной дороги это прямо невозможно. Тогда я обратился непосредственно к командиру 1-го Заамурского железнодорожного батальона,[315] ведавшего эксплуатацией железных дорог в Прикарпатском районе и показал ему следовавшие чуть не по колени в грязи команды вдоль линии железной дороги. Командир батальона заявил:

– Больше этого не будет, но вы не будете в претензии, если иногда не всех удастся поместить в крытых вагонах?

Я только сказал:

– Сами видите, каково им, и за открытую платформу будут вас благословлять.

И когда он погрузил первую партию, люди не только его благодарили, но, отъезжая, устроили ему овацию, махали шапками и громко кричали «ура».

Чтобы не возвращаться более к железнодорожному вопросу, укажу еще на один особенно характерный случай. Когда в начале 1915 года произошел внезапный кризис под Станиславовым и генерал Брусилов потребовал от начальника сообщений фронта немедленной перевозки дивизии пехоты от Хырова к Станиславову, то получил ответ, что на перевозку дивизии потребуется неделя. Обстановка не допускала такой проволочки, и генерал Брусилов спросил меня:

– Кому бы поручить эту перевозку?

Я сейчас же направил к нему командира 1-го Зааумурского железнодорожного батальона.

На указания генерала Брусилова, что обстановка требует немедленной доставки дивизии к Станиславову, полковник Циммерман доложил:

– Ваше требование застало меня врасплох, надо собрать необходимый состав. Но все будет сделано, вы только прикажите, чтобы сегодня к полночи одна бригада была бы на станции Хыров, другая – на станции Устржики Дольний.

Так было исполнено, в полночь войска были погружены в вагоны, и через 30 часов дивизия была доставлена в Станиславов.

Генерал Брусилов горячо благодарил полковника Циммермана и объявил ему благодарность в приказе по армии. Но столь блестящее выполнение возложенной на него задачи имело неожиданные для полковника последствия. Генерал-майор Павский за самовольное распоряжение отрешил его от должности – и только заступничество генерала Брусилова, который в письме изложил все дело великому князю Николаю Николаевичу, спасло полковника Циммермана, и он был восстановлен в своих правах.