От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

С образованием резерва дело вышло так. Я не только сам сознавал необходимость образования резерва, но постоянно получал о том указания и от главнокомандующего Юго-Западным фронтом,[316] и от генерала Брусилова. Наконец, когда закончились бои под Лутовиско и мы овладели хребтом Устржики Горный, явилась возможность вывести одну дивизию во вторую линию, и так как нашему успеху наиболее способствовали действия 4-й стрелковой дивизии, то я и предупредил ее начальника генерал-лейтенанта Деникина,[317] что тотчас по окончанию боев он будет направлен в резерв, южнее города Турки, на стыке обоих направлений: Ужокского и Стрыйского.

Но как только в штабе армии было получено донесение штаба корпуса, в котором указывалось, что 4-я стрелковая дивизия выведена в резерв, я получил от генерала Брусилова телеграмму: «С сего числа 4-я стрелковая дивизия поступает в мое распоряжение. Брусилов». И дивизия была направлена в другой район.

Другое доставшееся нам в районе Карпат богатство составляли нефтяные промыслы в районе Дрогобыча и Болехова. Эти промыслы принадлежали французской компании, и, полагаю, было бы очень легко войти с ней в соглашение по использованию нами их производств на нужды армии, и даже отправки нефти в Россию с обратными, пустыми поездами.

Но пользоваться этими богатствами под предлогом, что они являются достоянием французской компании, нам не разрешалось, керосин и нефть продолжали везти из России, где цена на них и тогда уже сильно возросла, а затем стал ощущаться недостаток керосина, и скоро он сделался предметом роскоши. Когда же весною 1915 года было приказано начать отход с Карпат – лесной склад в Турках и нефтяные промыслы в районе Дрогобыча распоряжением штаба армии были подожжены. От пылавшего лесного склада получилась такая раскаленная атмосфера, что едва не загорелся г. Турка. От горевшей же нефти над всей окрестной местностью стояло колоссальное черное облако и было трудно дышать на несколько верст кругом.

Зиму в Карпатах, несмотря на морозы, доходившие до 20–22 °R, и на глубокие снега, мы пережили вполне благополучно. Довольствие людей и лошадей было обильно до роскоши. Сахару выдавали по 18 золотников на человека в день, а когда появились поносы, была установлена дача красного вина, и хотя оно часто скисало в дороге, беды от этого не было, так как вино кипятили в котелках и пили горячим с сахаром.

К сожалению, такие дачи не удалось сохранить на все время войны, и с конца 1915 года их пришлось постепенно сокращать.

Санитарное состояние войск было превосходно, число заболеваний не превышало нормальной заболеваемости мирного времени. Не только отмораживание, но даже ознобление ног являлись единичными случаями. Самым действительным средством против последнего явилось строго проведенное в жизнь правило не допускать никого из людей, вернувшихся с наряда или обхода, ложиться спать не переодев ноги в сухие портянки. Ближайшее наблюдение за этим лежало на взводных командирах, с которых строго взыскивалось за малейшее упущение, но которых за то и широко награждали не только установленными для солдат орденами и медалями, но и выдачей денежных наград. Обмундирование и сапоги выдавались своевременно. Но привычка накапливать обмундирование настолько вкоренилась в войсках, что постоянно приходилось наталкиваться на склады, тайком образованные посредством задержки выдачи вещей на руки. Против такого накапливания можно было успешно бороться только тем, что тотчас по обнаруживании таких складов содержимое в них отбиралось и выдавалось вновь прибывшим войскам. И по этой части не обошлось без курьеза: командир 34-й артиллерийской бригады принес мне жалобу на корпусного интенданта, который якобы неравномерно выдает вещевое довольствие, и в батареях, особенно в 6-й, чувствуется недостаток в сапогах, мундирах и шароварах. Когда я спросил корпусного интенданта, как могла возникнуть такая жалоба, полковник Иващенко расхохотался и просил потребовать донесения от полковника Васильева, где у него обмундирование и сапоги, выданные по его просьбе в батарею осенью 1914 года.

– А что такое?

– Полковник Васильев в предвидении победоносного конца войны и вероятного общего парада союзным армиям в присутствии высочайших особ тотчас по получении обмундирования и сапог приказал их упаковать, отвезти в штаб-квартиру батарей г. Екатеринослава, где и хранить, дабы батарея могла выйти на высочайший смотр в должном виде.

Сердиться на доблестного полковника Васильева я не мог, но обмундирование и сапоги приказал немедленно вернуть в батарею и распределить в бригаде в мере надобности.

Дневная фуражная дача приказом главнокомандующего Юго-Западным фронтом была утверждена для строевых лошадей в кавалерии и пехоте: овса 20 фунтов, сена 12 фунтов; в артиллерии – овса 26 фунтов и сена 12 фунтов; обозных лошадей – овса 15 и сена 12. Дачи слишком роскошные, принимая во внимание, что войска в течение нескольких месяцев оставались на местах. И эту дачу не удалось выдержать на всю войну, пришлось ее постепенно уменьшать. Было бы много лучше начать с нормальных дач и лишь постепенно переходить к усиленным. Зато конский состав в корпусе был в таком блестящем состоянии, что посещавшие нас иностранные военные представители сразу обращали на это внимание и спрашивали меня, как я этого добиваюсь.

Рассказанный мною случай с вещевым довольствием являлся лишь курьезом чрезмерной заботливости полковника Васильева о своей батарее. Но с нами произошел крупный промах в отношении довольствия, который мог повлечь за собой очень тяжелые последствия для войск, если бы нами не были приняты чрезвычайные меры для парирования его вредного влияния. С 1 января 1915 года забыли включить в план довольствия все вверенные мне войска, находившиеся на Ужокском направлении, всего 128 отдельных частей.

На докладе об этом корпусного интенданта я приказал до предела использовать средства края, закупая все, не стесняясь, в исключительных случаях предельными ценами, и затем добавил:

– Ну а за всем тем, как добыть то количество припасов, которого нельзя будет приобрести на местах?

Полковник Иващенко доложил:

– Я и это подсчитал, нам придется отцеплять от проходящих поездов с продовольствием по семи вагонов в день.

Тут же подписал ему два предписания – одно на закупку продуктов, другое на отцепку семи вагонов с довольствием в день.

Видно уж такая моя судьба – попадать под следствия. После японской войны меня долго допрашивали, откуда явился миллион рублей экономических денег, сданных в депозит Главного штаба частями 71-й дивизии при ее расформировании. Теперь же прибыл однажды в Самбор в штаб корпуса состоявший при главной квартире Верховного главнокомандующего бывший главный интендант генерал Ростковский. Прибыл он как раз в то время, как мы садились за стол. Я вышел ему навстречу и, приветствуя его, просил с нами отобедать. Но генерал ответил: