Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан

– Алкоголизм можно понимать как духовное расстройство, – сказал мне Росс во время нашей первой встречи, состоявшейся в уже известном нам процедурном кабинете зубоврачебного колледжа Нью-Йоркского университета. – Со временем теряешь связь со всем, кроме зеленого змия. Жизнь теряет смысл. И в конце не остается ничего важнее бутылки, которая важнее даже, чем жена и дети. Ради нее ты готов пожертвовать всем, что есть.

Именно Росс первый рассказал мне историю Билла У., основателя Общества анонимных алкоголиков (АА), который «завязал» с алкоголем после мистических откровений, пережитых им под действием белладонны, а в 1950-х годах попытался привлечь внимание членов своего общества к ЛСД. С помощью наркотика пытаться вернуться к трезвому образу жизни? Подобное может показаться нелогичным и даже безумным. Тем не менее в этом есть определенный смысл, особенно если принять во внимание, с какими надежностью и постоянством психоделики вызывают духовные прорывы и приводят к убеждению, центральному в философии АА, что, прежде чем надеяться на выздоровление, алкоголик должен признать свое «бессилие». Анонимные алкоголики имеют смутное представление о человеческом эго и, подобно психоделическим терапевтам, пытаются перенести внимание своих подопечных с себя на «высшую силу» и утешение со стороны членов общества – чувство взаимосвязанности.

Майкл Богеншутц свел меня с одной женщиной (я буду называть ее Терри Макдэниелс), участницей экспериментального исследования в университете Нью-Мексико, – знакомство, на мой взгляд, довольно удивительное, поскольку ее история не относится к числу тех историй безоговорочного успеха, которые исследователи так любят рассказывать журналистам. Я поговорил с миссис Макдэниелс из будки телефона-автомата, установленного в трейлерном парке на окраине Альбукерка, где она живет, прикованная к инвалидной коляске, и там же, через несколько трейлеров от нее, живет ее дочь. Женщина стала инвалидом в 1997 году, когда, по ее словам, «бывший муж ударил меня по голове чугунной сковородой. С тех пор у меня серьезные проблемы с памятью».

У Макдэниелс (она родилась в 1954 году) была трудная жизнь, начиная с самого детства, когда родители начали оставлять ее на попечение, довольно беспечное, старших братьев и сестер.

– Я разучилась смеяться, и мне до сих пор не до смеха, – сказала она, поведав, что целыми днями одержима чувствами сожаления, гнева, зависти, ненависти к себе и особенно чувством вины по отношению к своим детям. – Мне очень плохо оттого, что я не дала им ту жизнь, которую могла бы дать, если бы не пила. И я все время думаю о той, другой жизни, которая у меня могла бы быть.

Когда я спросил Макдэниелс, как долго она ведет трезвый образ жизни, она удивила меня, ответив, что вообще его не ведет. Несколько недель тому назад, например, она ушла в запой после того, как ее дочь «ранила мои чувства, попросив у меня денег, которые я ей якобы задолжала». Правда, запой был недолгим, всего один день, да и пила она только пиво и вино, хотя в годы, предшествовавшие психоделической терапии, она пила крепкие напитки по две недели кряду, «уходя на перерыв», только когда теряла сознание. Для нее однодневная пьянка, да и то не каждый день, – это настоящий прогресс.

О псилоцибиновом эксперименте она прочитала в местном еженедельнике, посвященном альтернативной медицине. До этого она никогда не употребляла психоделики, но теперь, находясь в отчаянном положении, решила попробовать что-то новое. Она не раз пыталась завязать с пьянством, посещала реабилитационный центр, сеансы психотерапии и даже Общество анонимных алкоголиков, но в конечном итоге неизменно возвращалась к бутылке. Она боялась, что из-за травмы головы ее не допустят к испытаниям, но ее допустили, и во время псилоцибинового сеанса она испытала сильное духовное переживание.

Поначалу трип был беспросветно печальным.

– Я видела своих детей и ревмя ревела из-за того, что их жизнь сложилась не так, как могла бы, – вспоминает она. Но в конце концов перед ней предстало нечто, повергшее ее в священный трепет. – Я увидела на кресте Иисуса. Не всего, а только Его голову и плечи, и сама я, маленькая девочка, словно сидела в маленьком вертолете, кружившем над его головой. Сам же Он висел на кресте. И Он вроде как взял меня на руки, знаете, как обычно берут на руки ребенка, когда хотят его утешить. И я вдруг почувствовала, как с плеч моих спадает непосильное бремя, почувствовала себя в высшей степени умиротворенной. Незабываемое ощущение!

Урок, который она извлекла из этого переживания, можно свести к двум словам: приятие себя.

– Меня все реже стали посещать мысли о людях, лучше распорядившихся своей жизнью, чем я. Я знаю, я не такой уж плохой человек, просто со мной в жизни случилось много чего плохого. Вероятно, Иисус пытался сказать мне, что у меня все нормально, что такое действительно случается, и старался утешить меня. И теперь я каждый день читаю Библию, поддерживая тем самым сознательный контакт с Богом.

По собственным меркам Макдэниелс, та жизнь, которой она живет сейчас, конечно же, не совсем праведна, но гораздо лучше той, что у нее была прежде. Пережитое помогло ей начать переосмысливать историю своей жизни, которую она рассказывает самой себе:

– Я уже не принимаю все так близко к сердцу, как раньше, и гораздо лучше отношусь к себе. Это истинный дар, потому что многие годы я вообще себя не любила. Хотя человек я неплохой.

Тот факт, что взгляды человека на жизнь и самого себя могли так разительно измениться при отсутствии каких-либо изменений в обстоятельствах и самой среде, в окружении которых живет данный человек, вызывает у меня одновременно и надежду, и горечь. Мне вспоминается один эксперимент, о котором мне рассказали исследователи, работающие в области наркотической зависимости, из числа тех, с которыми мне довелось беседовать; речь идет об эксперименте, носящем название «Парк крыс». Исследователям в сфере наркозависимости хорошо известно, что крысы в клетке, если им предоставить доступ к различным видам наркотиков, очень быстро привыкают к ним и постоянно нажимают маленькие рычажки, выдающие им порцию наркотика, предпочитая их тем, которые выдают пищу, даже несмотря на то, что из-за этого они часто оказываются на грани смерти. Но гораздо менее известен тот факт, что если клетку «обогатить» возможностями для игры и взаимодействия с другими крысами и вынести ее на лоно природы, то те же самые крысы вообще не притронутся к наркотикам и не станут наркозависимыми. Указанные эксперименты лишний раз подтверждают ту идею, что склонность к зависимости в меньшей мере связана с генами или химией организма, нежели с личной историей и средой человека.

Теперь отдается предпочтение тому классу химических веществ, которые способны изменить саму манеру восприятия нами личной истории и среды, сколь бы скудным или мучительным это восприятие ни было. «Как именно ты смотришь на мир: как на тюрьму или как на площадку для игр?» – вот ключевой вопрос, который вынес для себя из опыта с крысами Мэтт Джонсон. Если зависимость олицетворяет радикальное сужение взглядов на жизнь, поведенческого и эмоционального репертуара, то психоделический трип обладает потенциалом обратить это сужение в обратную сторону, дав человеку возможность измениться, перекраивая и обогащая внутреннюю среду.