Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин

Кстати, о колониях. В конце 1916 года французский посол в России М. Палеолог заявлял, что «в то время как Франция из всех сил налегает на хомут Союза, Россия делает лишь половину или треть усилий, на которые она способна»[456]1. Безусловно, в этих словах немало истины. В пропорциональном отношении русские выставили в окопы меньше людей, нежели французы. Но ведь мы были и вооружены куда хуже. Зачем же было посылать в окопы невооруженных людей, когда союзники не желали делиться оружием, даже в обмен на русское «пушечное мясо» в окопах Восточного фронта. Кроме того, слабость экономической структуры Российской империи требовала гораздо большего, нежели во Франции или Великобритании, количества рабочих рук в тылу. Поэтому как справедливо пишет А. А. Керсновский, «„человеческий запас“ России оказался относительно гораздо меньшим, нежели в союзных или неприятельских странах, — в декабре 1916 года был уже объявлен набор срока 1919 года, тогда как во Франции и в Германии еще не был призван срок 1918-го».

Но западным союзникам (которые все, вместе взятые, дрались с половиной армий наших общих врагов, в то время, как другую половину удерживала одна только Россия) следовало бы не забывать кое о чем, когда они кидали упреки своему русскому союзнику в недостаточности его усилий (и это при том, что Российская империя, фактически участвовавшая в войне на год меньше прочих союзников, понесла самые большие человеческие жертвы). Сетуя русским по поводу малых призывов в России относительно к общему количеству населения, союзники оставили в тени вопрос о собственных колониальных войсках, приводя цифры лишь в отношении метрополий.

Между тем обладая громаднейшими по сравнению с Россией промышленными мощностями (десятикратная разница с Францией накануне войны), экономившими использование рабочих рук в тылу, союзники ставили себе на службу не только солдат колониальных армий, но и рабочую силу своих колоний. Так, мобилизации в действующие войска выкачали из французских колоний 1 400 000 чел., из английских—4 500 000; в самих же метрополиях эти цифры, соответственно, составили 6 800 000 и 5 000 000 чел.[457] Войска колоний дали Франции 545 000 штыков, Великобритания получила 630 000 канадцев, 440 000 австралийцев и новозеландцев, 220 000 из Южной Африки, 1 160 000 из Индии.

Помимо того, значительное количество людей из колоний трудились в народном хозяйстве метрополий, работая на оборону в тылу: так, колонии дали Франции 220 000 людей только в рабочие батальоны. Но ведь и на местах, в самих колониях, на Антанту работали миллионы людей, которые не были официально мобилизованы. Именно они поставляли англо-французам сырье, продовольствие, промышленные материалы. Всем этим союзники очень и исключительно неохотно делились с русскими, стараясь строго «дозировать» свои усилия по борьбе с общим врагом. Поставив себе на службу весь мир, и выступая посредником между Россией и прочими государствами, союзники, подобно ростовщикам, «стригли проценты» в свою пользу, пугая русских тем, что без такого грабительского посредничества придется платить еще больше. Оплата шла предоставленными кредитами, что еще больше увеличивало финансовую зависимость России от Запада.

Помимо этого, союзники не забывали о том, что надо подобрать все, что «плохо лежит», пока для этого есть возможность. Особенно в этом плане отличились англичане, выделившие две пятых своих Вооруженных сил на второстепенные театры войны. Так, война против германских колоний и на второстепенных фронтах в целом потребовала 3 576 000 солдат Британской империи. В то же время во Франции сражались 5 400 000 подданных британской короны.

Таким образом, в соответствии со своей стратегией «непрямых периферийных действий» Великобритания использовала на второстепенных фронтах армии общей численностью в три с половиной миллиона штыков и сабель, не решая в то же время главной задачи — нанести поражение Германии в Европе. Это лишь русские, перед которыми постоянно ставили данную задачу, под нажимом своих «изнемогавших в борьбе» союзников упрямо и тупо долбились лбом в германскую мощь. Вот она — цена за финансово-экономическую зависимость. И одновременно — упрек либеральной оппозиции, накануне войны разглагольствовавшей о русской зависимости от Германии, но закрывавших глаза на рост не менее тяжелой (а то и более) зависимости от союзников — Франции и Великобритании.

Только в германской Восточной Африке, где немецкий корпус полковника П. фон Леттов-Форбека насчитывал 3500 белых солдат и 12 000 африканских бойцов народности аскари, англичане использовали до 370 000 чел. Имея почти двадцатипятикратное превосходство в силах, англичане так и не смогли взять Леттов-Форбека, сложившего оружие только после объявления об окончании военных действий. В одной лишь Месопотамии располагалось около девятисот тысяч британских солдат и офицеров. Австралия дала британским вооруженным силам шесть дивизий, Канада — четыре, Новая Зеландия — одну. И нельзя сказать, что эти солдаты были плохими: по свидетельству западного исследователя, в 1918 году контингента британских доминионов стали ударным острием армии Его Величества.[458]

В этой связи мобилизационные усилия Российской империи вовсе не выглядят столь слабыми, как это пытались представить союзники. Согласно сведениям ген. Ю. Н. Данилова, количество инородцев, не отбывавших в России воинской повинности, достигало одиннадцати процентов от общего количества населения. Небольшая их часть была взята в рабочие дружины, остальных пытались заинтересовать перспективами вступления в казачьи войска. В любом случае, число этих инородцев было невелико (вспомним, что в Казахстане в ответ на попытку мобилизации в 1916 году было поднято восстание, которое так и не удалось подавить до конца вплоть до падения самодержавия).

Если воспользоваться данными, приводимыми А. А. Строковым о количестве мобилизованных и общем числе жителей метрополий стран Антанты, то выйдет следующая картина:

Нельзя не заметить, что цифры могут и варьироваться, в зависимости от источника. Так, например, ген. А. М. Зайончковский дает несколько иные цифры. Но дело не в соотношении числа мобилизованных, а в усилиях фронтов — Западного фронта, где находились Вооруженные силы Франции, Великобритании, Бельгии и их многочисленных колоний и доминионов, вместе взятых, и Восточного фронта, где до осени 1916 года (вступление в войну Румынии) стояли армии только одной Российской империи.

Таким образом, несмотря на громадную потребность в рабочих руках и связи с внешним миром, выставленные Россией человеческие ресурсы превосходили британские, хотя и впрямь уступали французам и нашим врагам, вынужденным брать в свои Вооруженные силы максимум людей. Но напомним, что те же французы, к примеру, имели до полутора миллионов штыков колониальных войск. Разве это мало? Что сделал бы Брусилов в 1916 году, будь у него еще полтора миллионов бойцов? Примерно такого же мнения придерживались русские офицеры в годы самой войны. Так, в своем фронтовом дневнике ген. А. Е. Снесарев справедливо считал население Великобритании в четыреста миллионов человек, то есть вместе с колониальными ресурсами. Поэтому генерал Снесарев, пусть и несколько преувеличивая, полагал, что объективное соотношение усилий союзников по Антанте в отношении использования человеческих ресурсов будет: «Франция — 1 человек на 6; Россия — 1 на 8; Италия — 1 на 11; Англия — 1 на 40».[459]