Возвращение домой - Розамунда Пилчер

Поэтому, когда мальчику минуло семь лет, семья переехала из удобного, без претензий дома, который был их подлинным семейным очагом, в огромный викторианский особняк за городом, на берегу реки Ди, эта местность называлась Дисайд. Отсюда Данкан Каллендер ежедневно уезжал в свой офис в Абердине, предоставляя Энгусу и его матери стойко переносить свалившиеся на них перемены. После городских улиц, магазинов, дружелюбно грохочущих трамваев холмы и горные долины Дисайда казались чужими и подавляли своим величием, не говоря уже об их новом жилище с панелями из мореного дуба, витражами, клетчатыми коврами и столь огромными каминами, что в каждом можно было зажарить целого быка.

К тому же, чтобы поддерживать порядок в этой громадине, потребовалось нанять большой штат прислуги. Если раньше миссис Каллендер прекрасно обходилась кухаркой и горничной, то теперь в ее распоряжении появилось шесть человек, обитающих в доме: слуга и два садовника, один из которых квартировал в сторожке у въездных ворот. Миссис Каллендер была преданная жена и мать, но женщина простая, и отдавать распоряжения для нее было сущей пыткой, как и необходимость постоянно следить за собой.

Дом в Абердине при всей его скромности содержался в образцовом порядке, он давал уют, ощущение безопасности и чувство собственного достоинства; там ей было комфортно. С переездом в Дисайд она утратила почву под ногами и уже не могла понять, кто она и как ей следует себя вести. Она убедилась, что с жителями деревни общаться практически невозможно, на все ее робкие попытки завязать дружбу они отвечали постными физиономиями и демонстрировали крайнюю немногословность, из чего она сделала вывод о том, что ее здесь ни в грош не ставят и все их богатство и шик не произвели на местных никакого впечатления.

Другие соседи – старинные родовитые семьи, обитавшие в своих замках и поместьях на протяжении многих поколений, – наводили еще больший ужас, чуждые, подобно существам с другой планеты. Леди такая-то и маркиз такой-то с орлиными носами, в дорогих твидовых костюмах. Миссис Хантингдон-Гордон разводила лабрадоров и царствовала в своей средневековой крепости на холме, словно всемогущая, воинственная королева. А генерал-майор Робертсон на воскресной церковной службе зачитывал отрывок из Священного Писания так, будто выкрикивал команды на поле боя, и не давал себе труд понизить голос даже в тех случаях, когда бывал груб со священником.

Это был очень трудный период, но для Энгуса он кончился быстро – восьми лет от роду он был отправлен в дорогую закрытую приготовительную школу в Пертшире. Поначалу его дразнили и задирали – из-за абердинского акцента; из-за того, что килт ему слишком длинен; что авторучка у него не такая, как надо; он стал лучшим учеником в классе, и его прозвали зубрилой. Но Энгус был мальчишка крепкий, хорошо играл в футбол, и, после того как он расквасил нос главному забияке младших классов на глазах у всех, кому случилось быть в это время на игровой площадке, его наконец оставили в покое, и он смог прижиться в школе. В Дисайд на рождественские каникулы он вернулся подросшим на два дюйма, и акцент его исчез без следа. Мать втайне горевала о сыне, который, как она знала, уже потерян для нее навсегда, зато Данкан Каллендер был в восторге.

– Почему бы тебе не пригласить своих новых товарищей к нам домой? – предложил он, но Энгус сделал вид, что не расслышал, и пошел на улицу гонять на велосипеде.

Закончив приготовительную школу, он поступил в Рагби[56], где заслужил репутацию всесторонне одаренного человека. Именно в ту пору ему открылись радости творчества, и Энгус обнаружил в себе умение обращаться с карандашом и кистью, о котором никогда не подозревал. Воодушевленный одобрением и поддержкой учителя, он начал заполнять свой альбом рисунками, настойчиво стремясь выработать собственный стиль. Карандашные наброски, чуть оттененные бледными акварельными мазками: игровые поля; мальчик, работающий за гончарным кругом; учитель, шествующий по школьному двору в класс, – кипа книг под мышкой, полы мантии плещутся, словно мощные черные крылья…

Однажды, листая в художественном классе номер журнала «Студия», он наткнулся на статью о корнуолльских художниках – мастерах ньюлинской школы. В качестве иллюстрации была вклеена цветная репродукция картины Лоры Найт – на утесе стоит девушка, глядит на море. Море – переливчато-синее, но на девушке свитер, что говорит о прохладной погоде; медно-рыжие волосы заплетены в одну косу, спадающую на плечо.

Репродукция привлекла его внимание, он прочел статью, и воображение у него ни с того ни с сего разыгралось. Корнуолл… Может статься, он сделается профессиональным живописцем, отправится в Корнуолл и поселится там, как многие художники до него. Будет носить запачканную краской экстравагантную одежду, курить сигареты «Житан», отпустит волосы; а рядом с ним будет любящая, преданная девушка, домовитая разумеется, но при этом очень красивая. Они будут жить в скромном рыбацком домике, а может быть, даже в приспособленном для жилья сарайчике. Выкрашенная в синий цвет дверь, крыльцо со ступеньками из простых гранитных глыб, а в глиняных горшках алеют цветущие герани…

Грезы настолько захватили Энгуса, что он почти ощутил на коже солнечное тепло и почувствовал запах моря и полевых цветов. Увы, это была всего лишь иллюзия. Он поднял глаза, поглядел через пустой класс в высокое окно, в стылое, зимнее небо центральной Англии. Детская мечта. Никогда не стать ему художником-профессионалом – он уже связал себя с физикой и математикой, нацелился на поступление в Кембриджский университет и распределен в соответствующий школьный поток.

Но слишком прекрасны, слишком дороги были эти мечты и фантазии, чтобы взять и просто отбросить их. Энгус достал свой перочинный ножик и аккуратно вырезал из журнала репродукцию. Положил в папку, где лежали некоторые из его собственных рисунков, и, борясь с угрызениями совести, тайно унес к себе. Когда-нибудь он наклеит ее на картонку, вставит в рамку, и неведомая девушка на корнуолльском морском берегу украсит собой одну из стен его кабинета.

В Рагби его опыт расширился и в других отношениях. Несмотря на свою замкнутость, мешающую сблизиться с кем-нибудь по-настоящему, он пользовался популярностью и нередко получал приглашения провести часть каникул у школьных товарищей – в загородных домах где-нибудь в Йоркшире, Уилтшире или Хэмпшире. Он любезно принимал приглашения, встречал радушный прием и умудрялся никак явным образом не оплошать и не нарушить правил хорошего тона.

– Так где ты живешь? – интересовалась чья-нибудь мама во время первого чаепития.

– В Шотландии.

– Счастливчик! Где именно?

– У моих родителей имение в Дисайде. – И пока она не начала расспрашивать о ловле лососевых, о красоте реки Ди, об охоте на тетеревов в полях, он спешил закрыть эту тему и просил у хозяйки еще имбирной коврижки. После чего, если везло, разговор обо всем этом не возобновлялся.

Возвращение домой после подобных визитов неизменно приносило разочарование. Горькая правда заключалась в том, что он интеллектуально и нравственно перерос своих престарелых родителей, ужасный дом давил на него, вызывая приступы клаустрофобии, однообразие бесконечно тянущегося дня нарушалось лишь продолжительными и скучными трапезами. Нежная заботливость матери его стесняла, а отцовская гордость и тот интерес, с которым он присматривался к сыну, были и того хуже.