Мэри Роуз - Шарлотта Лин

— Все в порядке, — произнес он, отступил на шаг, пытаясь выпрямить спину.

— Часто у тебя такое бывает?

— Временами.

— Тебе нужно вызвать врача. Хорошего. Я позабочусь о том, чтобы тебя осмотрел придворный врач.

— Не трать деньги, — заявил он.

— Но ведь нужно что-то делать!

— Нет, — произнес он. — Врачи сделали все, чтобы подлатать эту развалину, но, если дерево сгнило, ничего не поделаешь. Если я имею дело с кораблем, то просто вставляю в обшивку новую доску, но что делать с таким хрупким материалом, для которого даже нет запчастей?

Ей не хотелось понимать его, как бывало обычно, но сейчас каждое слово было понятно. Его рвало кровью. Его желудок разрушен, он уже не вылечится, и она виновата в этом. Он смертен и не доживет до старости. Не обращая внимания ни на что, она обняла его и прижала к себе. На глазах выступили слезы.

— Так не должно быть. Мы найдем других врачей. Я не позволю тебе погибнуть из-за этого.

— Эй! — Он взял ее за подбородок и, несмотря на морщины вокруг глаз, вдруг показался совсем юным. — Мы просто хотели разогнать дурную кровь, но ты не можешь отнять у меня нашу вражду.

— Я никогда больше не буду твоим врагом. Я люблю тебя.

Он высвободился и рассмеялся.

— Довольно. Это еще хуже, чем болтовня про демонов. Иди в каюту, превращайся снова в порядочную женщину, и я отвезу тебя обратно во дворец.

— Я не хочу во дворец. Я хочу остаться с тобой.

— Давай не будем, ладно? Мы оба хороши, но пока об этом знаем только мы, два трусливых существа, можно еще выйти сухими из воды и просто забыть об этом.

— Забыть?

Неужели он действительно думал, что она может забыть хоть слово, хоть жест, хоть один вздох?

— Мы должны быть вместе, Энтони, — сказала она ему, увидев его снова. — Ты и я. Две черные овцы в белом стаде Портсмута.

Он редко показывался при дворе, и она была вынуждена найти его в гавани. Это было опасно, поскольку Роберт тоже бывал там, но она отбросила опасения. У нее, Джеральдины, было что-то, чего не могла дать ему его Франческа. Наверное, «доска» слишком суха, чтобы плодоносить, но в животе у Джеральдины рос ребенок.

Она не хотела говорить ему сразу, ей хотелось, чтобы он ушел с ней ради нее самой.

— Я ухожу от мужа. Мне все равно, что со мной будет.

Он рассмеялся.

— Ты превратишься в горстку пепла, а я — в четыре кусочка мяса без члена, которые насадят на сваи Лондонского моста. Прелюбодеяние — преступление, Джеральдина.

— Тебя это пугает?

— Да, — сказал он. — Но это не значит, что мы этого не заслуживаем. Если ты хочешь именно такого конца, мы признаемся и выпьем эту чашу до дна. Прошу тебя лишь об одном: дай мне три дня сроку, чтобы я мог съездить в Портсмут и лично сказать об этом Фенелле и Сильвестру.

— Я ничего этого не хочу! — закричала она. — Я хочу бежать отсюда с тобой! Куда-нибудь, где нас никто не знает. У меня есть украшения и платья, которые можно продать. Мы выживем. Мне ничего не нужно. Только ты.

Некоторое время он пристально смотрел на нее, а затем спросил:

— Ты живешь хоть иногда, Джеральдина? Или постоянно играешь в придуманной тобою пьесе?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я никуда не хочу с тобой уходить, — произнес он. — Если ты считаешь, что мы должны быть наказаны за свое предательство, я поговорю с твоим мужем. Но если ты считаешь, что мы можем прятаться, то я хотел бы собраться с духом, чтобы признаться своей возлюбленной и спросить у нее, выйдет ли она за меня замуж, несмотря ни на что.

«Фенелла Клэпхем. Франческа да Финоккио».

Она ударила его по губам с такой силой, что они лопнули.

— Как ты смеешь! Ты говоришь о том, что женишься на другой, а у меня в животе твой ребенок!

Она впервые увидела, что он испугался. Даже не стал вытирать кровь, и капли упали на рубашку.

— Мне очень жаль, — пробормотал он. Затем взял себя в руки. — Все это звучит неубедительно и ничего не даст. Ты уверена, что он от меня, Джеральдина?

— Вот за этот вопрос тебя следовало бы ударить не рукой, а плетью.

Не колеблясь, он расстегнул ремень и протянул его Джеральдине.

— Плети у меня нет. Но решить вопрос все равно придется.

— Ты совсем спятил? — Она швырнула ремень в сторону и обняла его. — Я люблю тебя. У меня будет от тебя ребенок. Уедем отсюда вместе.

— Я могу позволить тебе ударить меня, — сказал он, и она почувствовала, как напряглись его плечи. — Но выносить твои руки на своей шее не могу. Я могу пойти с тобой к твоему мужу. Поскольку ты беременна, возможно, он пощадит тебя, а возможно, твой муж согласится просто отослать тебя к отцу. Если ты хочешь, чтобы я остался в живых и заботился о ребенке, ты можешь бросить мужа прежде, чем беременность станет заметна, и попытаться родить тайно. Если ты хочешь избавиться от ребенка, я могу забрать его себе. Но жить с тобой, Джеральдина, я не буду.

И он рывком высвободился, понимая, что она не отпустит его. Она кричала, умоляла, ругалась и плакала.

— Назови мне хоть одну причину! — орала она. — Я — Джеральдина Саттон, ангел Портсмута, женщина, по которой сохнет весь двор! Назови мне хоть одну причину, по которой единственный мужчина, которого я могу любить, не хочет меня!

— Ты же не любишь меня, — произнес он. — Ты хочешь получить меня, потому что тебе это кажется более опасным и безумным, чем твоя обычная жизнь. Но ты не знаешь, что получишь.

— Мне все равно, что я получу! — кричала она. — Твоя «доска», твоя Богом проклятая Франческа — почему она может выдержать то, что не смогу я?

— При всем уважении, — ответил он, — тебя это не касается.

— Скажи мне! — Она схватила его за камзол, тряхнула.

— У меня нет сердца, — произнес он, не обращая внимания на тряску. — Я могу любить только головой, а там совсем тесно. Там есть место для Фенеллы и Сильвестра, больше ни для кого. Я хотел бы рассказать Фенелле о том, что мы сделали, Джеральдина.

— Ты не можешь! — Это было уж слишком: чтобы он признался серой мышке, которую называет Франческой, в их любви и назвал ее обыкновенным грехом.

— Нет, — произнес он. — Если ты не хочешь этого, я так не поступлю.

Джеральдине хотелось причинить ему боль, дать попробовать своего собственного лекарства и отнять что-то незаменимое. Мужчины хотят иметь детей — что бы он ни говорил. Король Генрих и ее собственный муж готовы были перевернуть мир с ног на голову, лишь бы заполучить наследника.

— Ребенок от моего мужа, — бросила она ему в лицо. — Он делает это со мной столько раз за ночь, что ты, калека-импотент, и за год не сможешь. — Вскинув подбородок, она смотрела на него прищуренными глазами.