Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

побежден без боя. Он попытался бежать из Азербайджана в Грузию, но схвачен близ Нахичевани и убит (5 октября 1295 г.).

Царствование Газана

Газан взошел наконец на трон, о котором мечтал со дня смерти своего отца Аргуна. Несмотря на переход в ислам, это был истинный монгол. Нам его описывают как человека маленького роста, некрасивого – самого уродливого во всей его армии, уверяет нас монах Хайтон, железной энергии, хитрого, скрытного, терпеливого – это подтвердит его поведение по отношению к Наврузу, безжалостного к врагам, не ставящего ни в грош человеческую жизнь, когда речь идет об осуществлении его политики, но здравомыслящего правителя и, вследствие этого, в конце концов, гуманного; наконец, хорошего полководца и отважного воина (он отличился в битве при Хомсе, в которой он доблестно сражался чуть ли не в одиночку, тогда как его соотечественники потерпели поражение), короче, несколько напоминающего, с поправкой на изменившиеся времена, своего предка Чингисхана. Кроме того, он был очень умен и образован. «Монгольский, – говорил Рашид ад-Дин, – был его родным языком, но он знал немного арабский, персидский, индийский, тибетский, китайский и франкский. Лучше всего он знал историю монголов, которой, как и всего представители его народа, придавал огромную цену. Он лучше любого из монголов, кроме Болад-аги[217], знал генеалогию своих предков, а также всех монгольских вождей и полководцев». Никогда еще ни один Чингизид не сознавал так принадлежность к своему роду, как этот принц, который, в силу обстоятельств, сам того не зная, начнет денационализацию своего народа, повернув его на путь исламизации.

Действительно, в начале своего царствования Газан, несмотря на сильный характер, был вынужден проводить не собственную политику, а политику своих сторонников. Вознесенный на трон благодаря поддержке эмира Навруза и мусульманской партии, он поначалу вынужден был удовлетворять их требования. Монгольское государство в Персии официально исламизировалось. Наглядным проявлением этой революции стало принятие монголами тюрбана. Резкая мусульманская реакция, вдохновляемая Наврузом, шла вразрез с политикой Хулагу, Абаги и Аргуна. С момента вступления в Тебриз, свою столицу, Газан, являясь пленником собственных сторонников, отдал приказ разрушить христианские церкви, синагоги, маздеитские храмы и буддистские пагоды. Буддистские статуи и христианские иконы, разбитые и связанные вместе, глумясь над ними, проволокли по улицам Тебриза. Буддистские бонзы получили приказ перейти в ислам. Аргун, отец Газана, приказал написать свой портрет на стене одной из пагод. Газан не остановился перед тем, чтобы уничтожить и его. Отныне христиане и иудеи не смели показываться на улицах без особых отличительных костюмов. Навруз, выйдя за рамки приказа государя, даже подстрекал к массовой резне бонз и христианских священников. Многие буддистские монахи были вынуждены отречься от своей веры. Достопочтенный несторианский патриарх Мар Ябалаха III, несмотря на преклонный возраст и «монгольское» происхождение, был арестован в своей резиденции в Мараге, брошен в тюрьму, подвешен вниз головой и избит, в то время как толпа мусульман громила несторианское святилище Мар Халиты. Мар Ябалаха, которого Навруз хотел казнить, был спасен благодаря вмешательству короля Киликийской Армении Хетума II, который, находясь проездом при тебризском дворе, выпросил у Газана помилование для старика. Несмотря на жестокость преследований, монгольский двор не решился пойти на конфликт со своим верным армянским вассалом, обеспечивавшим оборону империи на границе с мамелюкским султанатом. Газан окончательно перешел в ислам, очевидно, потому, что считал обращение необходимым для династии, царствующей в мусульманской стране[218], но он нисколько не разделял религиозную ненависть своего министра Навруза; для этого он был слишком привержен монгольским традициям. Как только он стал более свободен в своих действиях, он восстановил в почестях и достоинствах Мар Ябалаху, чье монгольское происхождение не могло не внушить ему симпатии (март-июль 1296 г.). Однако в следующем году мусульмане подняли в Мараге новый бунт и разгромили находившиеся в этом городе патриаршую резиденцию и несторианский собор (март 1297 г.). В это же время горцы-курды, подстрекаемые Наврузом, осадили цитадель Арбеля, где укрылись несториане.

Тем не менее Газан, сильная личность, ревниво относившийся к своей власти, очень скоро счел диктатуру Навруза чрезмерно обременительной. Тот полагал, что ему все позволено. Сын монгола, бывшего вице-королем, почти независимым правителем, Восточной Персии, женатый на принцессе королевской крови, дочери хана Абаги, он считал себя неприкосновенным после того, как посадил на трон Газана. В качестве награды за оказанные услуги Газан сделал его практически главным наместником ханства. Отныне спесь и наглость эмира не знали границ. И вдруг на него обрушилась рука монарха. В марте 1297 г. Газан внезапно приказал арестовать всех сторонников Навруза, оказавшихся при дворе. Сам Навруз, находившийся во главе армии в Хорасане, был атакован верными хану войсками и разгромлен при Нишапуре. Он бежал в Герат к мелику этого города Фахр ад-Дину Курту, сыну и преемнику Рукн ад-Дина, на которого, как ему казалось, он мог положиться. Но политика Куртов заключалась в том, чтобы выжить среди монгольских войн, всегда примыкая к сильнейшему. Неужели ловкая афганская династия стала бы вступать в конфликт с династией Чингизидов из-за смещенного министра? Когда подошедшая ханская армия осадила Герат, чтобы захватить Навруза, Фахр ад-Дин цинично выдал беглеца, который тут же был казнен (13 марта 1297 г.).

Освободившись от опеки Навруза, Газан смог развернуться в полной мере. Сохраняя, как мы видели, сильную привязанность к монгольским традициям, несмотря на переход в ислам, он стал энергичным правителем, одновременно просвещенным и суровым. Он восстановил авторитет центральной власти, безжалостно казня, порой по простому подозрению, принцев крови, эмиров и чиновников, которые могли воспротивиться его воле. «Как монарх и законодатель, – пишет Бартольд, – он развернул грандиозную деятельность, совершенно свободную от узко понимаемого религиозного благочестия. Он проявлял большую заботу о финансах государства, в частности о монетном деле. На его монетах с надписями на трех языках (арабском, монгольском и тибетском) Газан, в отличие от своих предшественников, именуется уже не наместником пекинского великого хана, а государем Божьей милостью, тенгри-йин кутчундур (буквально: добродетелью Неба)». Тем не менее, несмотря на это утверждение о полном суверенитете, послы Газана в Китае продолжали воздавать великому хану Тэмуру почести как главе рода Чингизидов и, в более узком смысле, дома Тулуидов.

Если Газан был беспощаден к знатным заговорщикам и казнокрадам, его правление бдительно «защищало сельское население от притеснений и поборов». «Вы хотите, – написал он однажды своим чиновникам, – чтобы я позволил вам грабить таджиков (персов-земледельцев). Но что вы будете делать после того, как заберете быков и семена у землепашца? Если тогда вы придете ко мне и спросите, на что вам жить, я вас сурово накажу!» После стольких разрушений