Рассеивая сумрак. Лекарь из трущоб - Сэм Альфсен

в дикой природе, вдали от города. Но… жить среди людей – нет. Хотя что значит «людей»? Лекарю хоть и было тяжело в трущобах, где его не раз пытались использовать, даже поймать и продать, но помыслы обычного работяги были кристально ясны.

Когда ты голоден, то ищешь все способы, чтобы набить желудок. Когда не остается другого выхода, ты сходишь с прямой дороги на пропахшую гнилью тропинку.

Но знатные люди жили иначе. Они были рабами своих желаний и статуса. Они совершали дурные поступки не ради выживания, а по прихоти. Нуску до сих пор тяготило предательство Леми. Тот позволил соученикам день и ночь издеваться над лекарем. Он не пытался выстроить с Нуской доверительные отношения – фасидец хотел, чтобы лекарь попал в полную зависимость от его милости и был вынужден прислуживать Леми, лизать ему ноги, чтобы выжить.

Леми никогда не воспринимал Нуску как равного. С самого начала он видел в нем лишь потенциального раба.

Вот именно то, что лекарь хотел изменить. Он хотел стать равным людям, которых ненавидел и которыми восхищался. Нуска больше не станет преклонять голову ни перед кем. Он больше не падет на колени, не сдастся, не сойдет с арены. Он вернется в Эрьяру и посмотрит на эрда, Нарида и Вильну, высоко подняв голову. И ему нечего будет стыдиться и нечего просить у вельмож и аристократов.

Первый день Нуска просто наблюдал за жителем гор. Минхэ действительно не был скиданцем. Его манеры, распорядок дня, смуглая кожа и раскосые глаза только служили тому подтверждением.

После тренировки Минхэ ушел на задний двор. Он остался в одних штанах, взял тяпку и принялся возделывать землю. Видимо, чтобы выжить здесь, нужно было рассчитывать только на свои силы. Нуска с восхищением наблюдал за человеком, который никак не зависел от окружающего мира.

Минхэ пришел в эту долину, построил дом, начал выращивать еду. Что, если завтра холод, бушующий за спасительной грядой, доберется сюда и побьет посевы? Или Минхэ сляжет с болезнью?

Но, раз хаванец до сих пор был жив, видимо, этого так и не произошло. Этот мужчина… действительно был самодостаточен. Ему даже не нужны были деньги, не было надобности раскланиваться перед кем-то. Он просто тихо жил в этой глуши, но день ото дня шел по пути увеличения силы. Нуска бы, наверное, просто лег и лапки свесил. Ему бы точно не пришло в голову вставать ни свет ни заря и до упаду размахивать оружием.

Как же воспитывался Минхэ? Кто был его учителем? Кто научил его всему этому? Так много вопросов, а ведь и не задашь. Минхэ, видимо, был аристократом по крови, но Нуска ни на секунду не испытал к нему неприязни. Наоборот, наблюдая за обливающимся потом мужчиной, он только вновь и вновь набирался уверенности в том, что хочет у него учиться.

Именно таким хаванцем Нуска должен стать. А потому сейчас должен приложить все усилия.

К вечеру лекарь почувствовал, что у него начался жар. Минхэ в это время занялся уборкой, стиркой и готовкой еды. Приятный запах съестного разнесся по обители, но Нуска терпел, с горькой улыбкой придерживаясь за скрутивший желудок. Кажется, его сейчас вырвет. Да было бы чем!

Ночью лекарь то и дело засыпал, роняя голову на грудь, а затем резко просыпался и выпрямлял спину. Еще рано было падать без чувств. Он должен пройти это последнее испытание.

Второй день оказался тяжелее, чем первый. Нуска хоть и успел подремать, но из-за усталости плохо соображал. Изредка шевеля затекшими ногами и руками, лекарь продолжал восседать в тени дерева, вслушиваясь в плеск воды в озере. Второй день Минхэ провел точно так же, как и первый. Нуска пытался что-то запомнить, надеясь, что это поможет в обучении, но голова не работала.

Когда наступил третий день, а свет звездных лучей во второй раз осветил долину, Нуска с ужасом осознал, что может не справиться.

Его качало из стороны в сторону. Постоянно вело то влево, то вправо. Минхэ не смотрел на потенциального ученика и не тратил драгоценное время на то, чтобы следить за исполнением своего наказа, но Нуска знал, что тот сразу узнает, если лекарь нарушит обещание.

Смертельно хотелось пить. Лекарь привык терпеть голод, но не жажду.

Когда третий день подходил к концу, Нуске стало мерещиться всякое. В очередной раз поднялся жар. Лекарь забубнил себе под нос, а затем вдруг без сил повалился на траву. Но ведь лежать не запрещалось, верно? Верно?

– Нуска, ты хочешь прервать тренировку?

– Нет.

– Ты можешь отступить прямо сейчас. Я накормлю тебя, напою и сопровожу обратно в обитель.

– Нет! Нет! Нет!

Голос Нуски прозвучал так отчаянно, что Минхэ больше не стал его уговаривать.

Лекарь плашмя пролежал ночь, а к утру потерял сознание.

Нуску мучили кошмары. На протяжении всего сна он дрался с толпой сурии, размахивал кулаками, ногами и вгрызался зубами в плоть аристократов подобно волчаку. И даже в своих сумбурных снах он не пожелал сдаться. Лекарь дрался до последнего, пока сон не заволокло черной дымкой.

Когда Нуска очнулся, его поили горьким отваром. Он резко подскочил и закашлялся, хлебнув лишнего.

Его переодели, умыли, бережно уложили на кровать. Лоб был обвязан мокрой тканью. Минхэ сидел рядом на стуле и внимательно наблюдал за лекарем.

Нуска уставился на свои колени. Он боялся смотреть мужчине в лицо, а потому тихо спросил, не поворачивая головы:

– Я справился? Я ведь пробыл там три звезды?

– Не забывай о манерах. Обращаясь ко мне, впредь называй меня «учитель Минхэ».

Нуска не сдержался. Он схватился за голову и шумно задышал, сдерживая слезы.

Арх, бездна с этими аристократами! Бездна с Леми и Ив! Нуска сейчас не отказался бы расцеловать этого фасидца за преподнесенный подарок! Но…

– Учитель… Минхэ, – Нуска впервые обращался так к кому-то, а потому чувствовал легкое смущение, – я не самый способный ученик. Мне уже столько лет, но никто не обучал меня боевому мастерству. От меня будет больше вреда, чем пользы. Вы точно хотите меня учить?

Нуска все еще боялся смотреть на возвышенного хаванца. И боялся увидеть на его лице разочарование.

– Я не считаю себя настолько плохим учителем, чтобы думать о талантах и способностях ученика. Мне лишь нужно было знать, что ты готов посвятить себя тренировкам и обучению.

Лекарь вздохнул с облегчением и только теперь приподнял голову. Взглянув на учителя, он в который раз изумился его мужественной красоте. Белоснежные волосы хаванца были распущены и спадали на крепкие плечи и грудь, прикрытые