Соблазн - Хосе Карлос Сомоса

Похороны состоялись в Барселоне, спустя три дня после моей выписки, и были совсем не публичными, закрытыми, но Сесенья, к моему удивлению, меня пригласил. И я, к еще большему своему удивлению, это приглашение решила принять. Села на самолет и молча, в сторонке, постояла на помпезном кладбище, где находится пантеон семьи Женс, в котором и была установлена урна с его прахом. И подумалось, что этот мавзолей с горгульями на фризах, напоминающими маски, – самое подходящее место для его останков: целый театр с каменными куклами, финальный занавес для сеньора Пиплза, человека, который показал, что люди – актеры, что мир – сцена и что все это гораздо раньше знал другой человек – лет за пятьсот до него. И я вспомнила того человека, гораздо более от нас далекого.

Женс мне об этом рассказывал. Завершив последние произведения, в создании которых участвовали, запрятывая ритуальные ключи, и «официальные» авторы, Уильям Шекспир удалился в родной городок и вскоре умер. «Очень разумная мера: правительство расправилось с ним быстро и не прибегая к насилию – всего лишь обязав его жить с семьей» – таким был ироничный комментарий Женса. «У меня нет семьи, к счастью, – прибавлял он, – и это заставляет меня думать, что со мной не удастся расправиться столь хитроумным способом. Я умру, творя, паду на поле битвы». Я припомнила эти слова и подумала, что различия уже сглажены: оба – Шекспир и Женс – дошли в своих разысканиях до пределов, оба были поглощены собственными созданиями, и теперь оба – что-то вроде тайны и что-то вроде памятника.

В те последние дни я думала о Женсе, о Клаудии, которой Сесенья захотел воздать последние почести, стерев с лица земли поместье, и, конечно же, о Мигеле и Марио Валье, но прежде всего – об этом мире безумцев, лишенном глубоких истин, за исключением наслаждения, мире, в котором только наука и театр могут попытаться достичь собственной справедливости.

И тогда, однажды ночью, я приняла решение.

И на следующий день появилась в кабинете Марио Валье.

– Я выбрала тебя, – повторила я, на этот раз более твердо.

Марио Валье встал:

– Диана… ты… Нет… Ты любишь другого…

– Я так только думала, – призналась я. – Я тебя не обманывала: да, я любила одного человека. Думаю, до сих пор люблю его, но… дело ведь не только в том, чтобы выбрать того или другого мужчину, Марио, а в том, чтобы выбрать ту или иную жизнь. А я не хочу той жизни, которую предлагает мне он.

– Возможно, ты обманываешься.

– Возможно.

На лицо Валье словно набежала туча, но в то же время было слышно, как шумно он дышал, обнадеженный. Я улыбнулась:

– Если ты передумал относительно меня, могу это понять, правда. Я…

– Нет-нет, – прервал он. – Просто я хочу, чтобы ты была уверена в своем решении, Диана. Из-за тех неприятностей, которые ты могла бы навлечь на себя, или тех, которые мы могли бы доставить друг другу…

– Это решение не было простым, но оно уже принято.

Я тоже встала. Мы стояли друг напротив друга, как и в тот день, у него дома, когда начали целоваться. Но сейчас – никаких поцелуев, только пристальный взгляд глаза в глаза, удивление и долгое молчание. В конце концов Валье улыбнулся:

– Вот ведь черт – ну и конец приема у меня сегодня выдался!

Услышав его осипший голос, я засмеялась.

– В конце концов, нам нужно поговорить… Я вот думал… Нет ли здесь… бутылки шампанского, но у меня и банки пива не осталось… Только вода.

– Тогда – вода.

– Могу послать за шампанским секретаршу…

– Не вздумай напиваться, пожалуйста, перед обедом. Можем чокнуться и водичкой.

Мы расхохотались, как малые дети. Он пошел в соседнюю комнату, где, по-видимому, размещалась маленькая кухонька. Слышно было, как он гремит стаканами. Я подошла к двери и стала смотреть, как он наливает холодную воду из графина, вынутого из все еще открытого холодильника. Он стоял ко мне спиной, так что не составило труда приставить к его затылку дуло маленького пистолета, который я успела вытащить из кармана.

– Положи все, что у тебя в руках, Марио, и медленно повернись ко мне.

Его словно парализовало. Я повторила приказ, снимая с предохранителя курок плоского пистолетика, который удалось пронести незамеченным даже в кармане брюк. Я видела, как он ставит на стол предметы, которые держал в руках: графин с водой и пузырек, который чуть раньше достал из маленького – не больше детской ладошки – сейфа, расположенного в дальнем углу полки над холодильником. Там находилось еще несколько пузырьков, а также флакон без этикетки.

– А теперь руки за голову и повернись ко мне лицом. И не пытайся ничего делать.

Тот Марио Валье, который повернулся ко мне, был уже совсем не похож ни на Марио Валье несколькими минутами ранее, ни на того, которого я хорошо знала: веко дергается, зубы оскалены. На лице не столько удивление, сколько ярость.

– Это что, Диана?.. Что ты сделала?

– Я спровоцировала у тебя пробой. Это такой способ преодолеть зацеп, соскочить с крючка, чтобы псином в течение нескольких секунд руководил сознанием. Что-то вроде смеси кокаина и алкоголя: некоторые от этого бросаются в драку, другие хватаются за нож, а тебя потянуло к потайному сейфу…

Вдруг Валье сделался серьезным:

– И с каких пор ты обманываешь меня?

– С самого начала, – сказала я. – Но в любом случае я занялась этим позже, чем ты стал Отравителем.

– Я… не…

– Да ладно, – перебила я. – Что ты там прячешь? Очень похоже на сейф. Наверняка снабжен блокаторами сканера. Когда он закрыт, его никто не сможет обнаружить. Дорогая штука. И что же такого ценного содержат эти пузырьки, а, доктор? Держу пари, органического происхождения яд, из тех, что не оставляют следов, приготовлен по древним рецептам индейцев, среди которых ты жил, так?

Пробой – это как проблеск: ослепительный, непредсказуемый, порой смертельный, но молниеносный. Я заметила пробуждение разума в глазах Валье – в выражении лица, мигании век. И поняла, что он уже не на крючке. Но не собиралась его туда возвращать.

– Нет такого закона, который запрещал бы хранить токсичные материалы в медицинском кабинете, – произнес новый Валье – более рассудительный, гораздо более хладнокровный, но не менее возмущенный. – Я должен обратиться к своему адвокату. То, что ты делаешь, противозаконно. То, что делают наживки, противозаконно…

– Однако не противозаконно, по-видимому, травить пациентов, которые обращаются к доктору за медицинской помощью.

– Я никому ничего плохого не делал. – И прибавил после паузы: – Я вовсе не собирался давать тебе это.

– Я знаю. Это пробой вынудил тебя раскрыть маленький секрет, только и всего.

– У тебя нет доказательств… Ничего у вас нет.

Этот новый Валье в позиции защиты начал внушать мне отвращение. Не отводя дула пистолета, я улыбнулась: