Шабаш Найтингейл - Виолетта Стим

class="p1">– Схватить их всех, – приказал Гордон Эмброуз, и голос его при этом не дрогнул.

История в действительности выправлялась, но легко могла свернуть не туда.

Глава 27. Шабаш Найтингейла

Скрутив всех пятерых, стражники поочередно вывели их в широкий кухонный коридор, где было свободнее, и обыскали на предмет наличия оружия. С большой неохотой Дориан и Хэлл расстались со своими любимыми кинжалами, но им так сильно заломили руки, что сопротивляться они не могли. Забрали у каждого и магические амулеты.

У Деметры за таковой приняли кольцо с печатью «метаморфоз», и она даже не смела возразить, чтобы ни у кого не возникло лишних подозрений. Амулеты можно было легко заменить – они не считались чем-то особо ценным. Но если бы хоть кто-то догадался, что это украшение являлось самым великим артефактом из всех… То ситуация из катастрофической мгновенно стала бы фатальной.

Кольцо было бесцеремонно сдернуто с ее пальца и спрятано в кошельке на поясе у одного из стражников. Деми хорошо запомнила его лицо – совсем молодое, рябое, со следами прошедшей оспы и с ухмыляющимся, кривым ртом. Он был одним из тех зеленых новобранцев, что встретили их с Дорианом возле «моста» и сопроводили в замок. И тогда, и сейчас стражникам было плевать, кого арестовывать – деревенских воришек или разодетых господ.

Мысленно Деметра уже готовилась к тому, что всех поведут в темницы или сразу же на плаху, однако действительность оказалась куда более прозаичной. Даже выявив возможных предателей, Гордон Эмброуз не имел права расправляться с посланниками Авалона без веских доказательств и до сих пор был обязан считаться с их высоким статусом.

Для Хэлла Рейвена, Элизабет Старлинг и Тристана Найтингейла дела обстояли иначе.

Шута могли казнить немедленно – как человек самого низкого происхождения, он являлся фактически собственностью Абатиса Монтекью. Оставалось уповать лишь на разум барона – убивать последнего из рода Мерлина, еще способного принести большую выгоду, было бы недальновидно.

Хэлл и Элизабет тоже находились в зависимом положении. Лишенные титулов, в немилости у короля и, подчинении у Абатиса – они приходились ему вассалами, – эти двое также могли быть казнены, но уже после некоторых, чисто формальных, разбирательств. И уж от них-то точно не предвиделось никакой пользы.

Деми не видела, куда увели троих друзей, – их пути разминулись вскоре после обыска. И она успела запомнить встревоженный, полный отчаяния взгляд Тристана – юноша знал, что его ждет.

Стражники отвели посланцев с Авалона в их спальню и заперли там. После того, как дверь захлопнулась, воцарилась тишина.

В комнате было темно и холодно – свечи были не зажжены, а в камине лишь тлели догорающие угли. Дориан привычно щелкнул пальцами, чтобы разжечь его, но ничего не произошло, и он выругался. Парень не мог колдовать без своего амулета.

Печально усмехнувшись, Деметра сама подошла к камину, подбросила в него свежих дров и раздула огонь, как делала множество раз, живя в маленьком коттедже Ортруны в Хэксбридже. Эти воспоминания о времени, проведенном в нем, наполняли сердце теплом и сейчас, не позволяя с головой погрузиться в пучину отчаяния.

Переживать смысла не было – по всем признакам они уже проиграли.

Дориан смиряться с положением не спешил. Он проверил дверь и окна, убедившись в том, что теперь они оказались наглухо закрытыми, и что сбежать без магии не удастся, а затем принялся нервно ходить по комнате.

– Жалеешь, что послушал меня? – тихо спросила его Деми.

– Нет, – едва слышно проговорил он и остановился, посмотрев на нее. – Но мы определенно… поторопились.

– Давай спать, – предложила Деметра, вздохнув. – Ночью они все равно с нами ничего не сделают. А завтра, возможно, что-то прояснится.

Она вытащила булавки, скреплявшие лиф платья, развязала все тесемки и шнурки и кое-как смогла выбраться из тяжелого наряда. Бросив его на кресло, Деми в одном нижнем льняном платье залезла на кровать и свернулась под шерстяным одеялом, подтянув ноги к груди, надеясь поскорее согреться.

Глядя на Дориана, она ожидала, что он присоединится к ней, но охотник сел за стол и отвернулся к окну, больше не двигаясь. По его напряженной фигуре и сжатым кулакам можно было догадаться, что гложет парня. Он впервые позволил себя схватить, лишить оружия и амулета. Оказался в настолько уязвимом и беспомощном положении, как никогда ранее.

Во все времена и в любых мирах потеря амулета для мага или волшебника, привыкшего постоянно сражаться, означала смерть.

Деметра же испытывала подобные чувства каждый день, с того самого момента, как узнала о том, что на нее ведется охота. Она настолько привыкла, что состояние беспомощности больше не имело над ней власти. Напротив, незаметно и неожиданно оно стало ее щитом, идеальной маскировкой. Пусть другие считают ее слабой, она же использует их заблуждения себе во благо в нужный момент.

А Дориан предавался отчаянию настолько упоительно, что Деми едва сдерживалась, чтобы не спросить его: «Понимаешь теперь, каково всегда было мне?» Но это было жестоко и неразумно. Ссориться с парнем перед вероятной гибелью и вовсе не хотелось. Было бы куда приятнее уснуть в обнимку, растапливая печаль теплом друг друга…

Но в эту ночь Деметра заснула одна. Утром ее разбудил звук скрипнувшей двери.

В спальню незаметно прокралась веснушчатая горничная, чтобы принести дров для камина и поставить кувшин воды на обеденный стол. Когда она входила, дверь тут же закрылась за ее спиной, и сонным взглядом Деми сумела различить стоявших снаружи стражников. Она легонько толкнула спящего рядом в одежде Дориана и выскользнула из-под одеяла, встав между горничной и дверным проемом.

Это был единственный шанс разведать обстановку в замке.

– Мне не велено… – еле слышно пролепетала служанка явно сочувствующим голосом, сразу сообразив, что от нее хотят.

– Просто расскажи нам, о чем говорят бароны, – шепотом попросила Деметра. – Ты наверняка что-то слышала.

– Я не могу, миледи. Мне запрещено, – поморщилась она. – Потому-то меня и впустили сюда, покуда вы спите. Никому нельзя говорить с пленниками.

– Неужели мы не сможем договориться? – тихо спросил ее Дориан, с ходу просыпаясь и одновременно вникая в ситуацию. Он поднялся с кровати и, сняв с пояса кошелек, полный золота, протянул его горничной.

Девушка взяла его и, уже не притворяясь смущенной, деловито заглянула внутрь. А после ее лицо приняло скептическое, даже презрительное выражение.

– Ну уж нет, милостивый господин, так не пойдет. Волшебные монетки я всяко узнаю. Они как золото маленького народца – красиво блестят, а коль попробуй отвернуться – обращаются в угли, – сказала