Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

картотеку домой, в ТАССе она оказалась никому не нужной. Довольно долго картотека — большой мешок с карточками — лежала в нашей единственной комнате в Большом Власьевском. Лежала и лежала.

Но потом вдруг мы испугались. Выписки из речей Гитлера, Гиммлера, Геринга, Геббельса… у нас дома.

Особенно волновалась я. А вдруг картотеку обнаружат? Д.Е. был куда спокойнее. Он резонно считал, что если придут с обыском — вполне вероятная перспектива для каждого советского гражданина, заметим, не разбойника, не вора и не шпиона, — если придут с обыском, то наличие или отсутствие компромата ничего не убавит и не прибавит. Раз пришли с обыском, стало быть, ты — преступник. Но я трусила все больше. И моя все же взяла. Стали думать, как уничтожить выписки. Порвать на мелкие клочки и спустить в унитаз?.. Но для этого надо много часов просидеть, запершись в уборной, и вода будет все время журчать и шуметь. А жильцов в квартире — тьма. Заподозрят неладное. Сжечь? Но в Большом Власьевском — центральное отопление. Сбросить в Мос-кву-реку? Заметит милиционер.

И вдруг нас осенило. У старшего брата Тэка Семы отопление было печное. Поедем к нему.

Жена Семы — чистокровная немка Карла, в девичестве парикмахер в маленьком немецком городишке, относилась ко всему с подозрением. Пришлось долго убеждать ее, что мы просто хотим сжечь ненужные бумаги и никакого урона ни ей, ни ее семье это не нанесет. Мы поклялись, что снимем в прихожей ботинки и в комнату войдем в носках — полы не запачкаем. Чемодан с бумагами поставим на подстеленную газету. Принесем торт и чай просить не станем. Карла была патологически чистоплотной и патологически экономной… В конце концов уговорили.

Осталось всего ничего. Вложить картотеку в большой чемодан и под покровом ночи отвезти к Семе. Где он жил тогда — не помню. Помню только, что в полуподвале и что полы были деревянные, крашеные.

Картонные карточки быстро сгорели.

А потом мы с мужем много раз вспоминали, какой варварский акт совершили. Особенно когда стали писать книги о немецком фашизме.

8. В «Литгазете»

Я уже писала о том, что стала безработной, жертвой «тихого погрома».

Однако мир не без добрых людей. Прошло некоторое время. И один тогдашний мой друг, а именно Олег Николаевич Прудков116 из «Литературной газеты», помог мне. Стал заказывать статьи, единственный протянул мне руку помощи в трудную минуту.

Итак, я пишу статью для известной газеты! Повезло! Но ведь нужен материал. И Олег велел мне прийти к ним и почитать «белый ТАСС». Я пришла, он позвонил, мне принесли несколько папок. Олег сказал, что рядом с его кабинетом есть свободная комната — там можно читать без помех. И я пошла с папками, счастливая.

И вдруг…

Но это «вдруг» надо предварить несколькими словами. За два-три дня до того, как я получила заветные папки, я отправилась к Олегу, чтобы окончательно договориться о теме статьи. Пока мы с ним беседовали, в кабинет вошел высокий молодой человек, и Олег представил нас друг другу:

— Товарищ Алмазов, заведующий нашей справочной. А это Людмила Борисовна, наш будущий автор…

Мы пожали друг другу руки.

И вот в ту минуту, когда я приступила к чтению вожделенного «ТАССа», дверь комнаты отворилась и в комнату заглянул Алмазов. Кивнул и тут же захлопнул дверь.

Что со мной стало! Сердце забилось как сумасшедшее. Кровь прилила к голове. Руки похолодели. Из всех пор выступил липкий пот. Хорошо, что я была еще молода, лишь потому и избежала инфаркта или инсульта.

В голове неотвязно кружилась мысль: Алмазов увидел, что я читаю их секретные материалы! Без допуска! Сейчас меня заберут… Бедный Олег, его вышвырнут на улицу. А меня посадят…

Прошли полчаса. Час. С трудом я взяла себя в руки. С трудом сама себе объяснила, что страх мой не обоснован: если бы завсправочной хотел меня уничтожить, он бы сделал это сразу. А я сижу и сижу, и никто в комнату больше не заходит. Наверное, пронесло…

9. Незарегистрированные рекорды

Д.Е. был человек очень рассеянный. Осоебенно в молодости. Терял и забывал все на свете.

И вот однажды вечером он позвонил в парадное особняка-коммуналки, где мы с ним жили. Я подчеркиваю — в парадное, ибо обычно мы попадали домой через бывшую лакейскую, давным-давно превращенную смекалистыми жильцами в кухню.

Парадное фактически бездействовало, поскольку вестибюль захватила ближайшая к нему соседка, превратив его в свою кладовую, в чулан. Однако в результате боев местного значения массивную дверь парадного иногда отпирали. Но идти мне было до него довольно далеко. Миновав наш личный с телефоном коридорчик и общий коридор, я открыла дверь в роскошный вестибюль с расписным, хоть и потрескавшимся потолком и с дубовыми панелями. Из вестибюля спустилась на несколько ступенек вниз и наконец отворила тяжелую входную дверь, запертую на два замка и вдобавок на металлическую щеколду.

На пороге стоял муж. Был зимний вечер. Свет от фонаря падал на лицо Д.Е. Мгновение он смотрел на меня как-то странно. А потом вдруг побежал прочь…

Что я подумала? Да ничего. Это случилось, по-моему, в 1946 году, в самом начале нашего брака. Отношения наши еще не были ничем омрачены. И я считала мужа всегда правым. Если бы он на моих глазах прыгнул с крыши в прорубь, я бы, наверное, сочла, что так и надо.

Прошло не менее часа, прежде чем муж позвонил снова, и загадка разрешилась.

Оказывается, он приехал в первый раз домой на такси, остановил машину, расплатился с водителем, позвонил и стал терпеливо ждать.

Только увидев меня, он внезапно вспомнил, что оставил в такси портфель, набитый секретным «белым ТАССом».

И кинулся бежать за такси, которое, конечно, давным-давно скрылось. Но муж видел, как шофер разворачивался: по всей вероятности, он поехал на стоянку в Гагаринском переулке. Гагаринский шел перпендикулярно Большому Власьевскому; чтобы попасть в него, надо было пробежать вдоль фасада нашего особняка, вдоль садика и торца еще одного дома, завернуть за угол и бежать по Гагаринскому. Гагаринский был длиннейший переулок. До конца переулка — он заканчивался у Гоголевского бульвара, где и находилась стоянка такси, — было минут пятнадцать ходу.

Муж несся изо всех сил. Речь шла о спасении жизни. Говоря красиво, он бежал наперегонки со смертью.

По портфелю было легче легкого узнать, кто бросил (или подбросил) в такси «белый ТАСС». Следователю оставалось только установить, зачем? Но и это было в ту пору нетрудно! Разумеется, для того, чтобы