Счастье в мгновении. Часть 3 - Анна Д. Фурсова

как считала, навсегда с тем, кто дарил счастье. Тогда я винила во всем злосчастную вселенную, а в эту минуту я иду на этот шаг сама, ибо заслужила череду несчастий, наполненных страданиями, за долгий и продолжающийся путь лжи, строящийся день за днём.

Уже подавая монолог с раздражением, Джексон пытается вытрясти из меня хоть слово, но я, будто в последний раз, наслаждаюсь сладостью этого голоса, по утрам, услышав который, я просыпалась и отдавала благодарность миру.

«Но мы же не расстаемся навсегда. Это временная неизбежность». Доводами рассудка я умеряю свою душевную муку, что наше прощание до той поры, пока я не исправлю совершенные ошибки.

Задняя мысль так тяжела… но нужно набраться храбрости и отпустить её, колыхнув воздух. Тяжесть свинцом лежит в желудке.

Страшась пустоты в сердце последующей за разлукой, моё дыхание вот-вот прервется. Я должна отучить себя от него, на время, пока я не выполню то, ради чего я стою здесь.

Собравшись с мыслями, сдавленным голосом, так тихо, что сама еле слышу, прежде чем встретиться с ним глазами, молвлю:

— Мы… Мы должны… — Сердце колотится ещё сильнее. Я сжимаю руки в кулаки и с густой печалью, отражавшейся на лице, досказываю повергающие в удрученное состояние признания: — Быть вдали друг от друга на время… — Слова режут сердце. Руки нервно мнут края белого льняного сарафана с черными пуговицами, надевшего мною по той причине, что он оказался единственным среди другой одежды, которую не пришлось гладить. «До чего может довезти любовь и застелить все прежние вещи, планы, привычки одним большим полотном». — Разлука неизбежна.

Встреча взглядов, превращающаяся в яростное столкновение двух близких душ, как удар ножа, раскалывает чувственные струны сердца и обрывки наших воспоминаний выводятся из нас наружу, порхая над нами. Мы силимся их удержать, но они так быстры, так непрочны и частично ломки, поскольку добытые ложью. Джексон смотрит на меня так, будто никогда не видел меня. Я снова склоняю голову вниз, не в силах вынести полубезумный взгляд остолбеневшего на секунду. Шумно дыша, он нервозно проводит рукой по небритой щеке, внутренне рассыпаясь, как и я.

Наступают страшные минуты ожидания и тишины. Я примешала к его любви боль.

— Разлука неизбежна? — Его голос вибрирует. — Что? — Этим «что» он будто с ожесточением надавливает на меня. На его лице сердито прыгают желваки. — ЧТО? — Громыхнув своим глубоким голосом, он выбрасывает резкий нервный смешок и, увидев мой страдальческий вид, соразмерный с тем, что я сказала, рассудив, что я не высказала шутку, с суровым выражением лица добавляет: — Так ты выбрала его?

Его тон коробит меня, а знакомая тяжесть вновь ложится на сердце.

Слезы, выступив на неподвижных глазах, скатываются по моим ресницам и не дают дать волю объяснению.

— Ты выбрала его? Что ты тянешь?

Выбрала ли я его? Получается, что да, но… не так, как он думает. Я выбрала его, чтобы помочь ему и измениться своей порочной душе. Поддается ли это разъяснению?

Положив свою руку на шею, почесывая её, я пробую вызволить на волю затихший в душе глас.

— Джексон, так нужно, — надтреснутым голосом пытаюсь сказать я. — Вселенная сделала выбор за нас, как и несколько лет тому назад. История повторяется, видимо, не суждено нам…

С сумасшедшими глазами, волнением, сопровождающимся то заграждением им своих уст ладонью, то лихорадочным прилизыванием волос назад, он вспыхивает:

— Оставь эти высказывания! Что за лиризм фраз?! — возмущается он, горя ужасом от сказанного мною. Злобный огонь, огонь непонимания блестит в его глазах. — Вселенная делает выбор, а мы решаем, принять его или не принимать!.. Какое идиотство! — Каждый его бесшабашный отголосок острит боль в груди. — Я-то… Я-то думал, что у нас… — Он задыхается от негодования. — Настоящие отношения. Но всё время, что ты была со мною, ты думала о нём, и как только он появился, ты помчалась к нему!

Что? Да как он может так утверждать?

Его жестокая мысль так сильно вонзается в меня, что я прерываю его ревностные подъемы на середине фразы и просительно натужно мямлю, мотая головой:

— Нет, Джексон… Ты… Ты не знаешь… Ты не можешь так думать… — Это всё, что я могу вырвать из той горестной исповеди, что держу в голове.

На волне разрывов пламени в нас слышится музыкальная композиция «Talking To The Moon» Bruno Mars, исходящая, словно из поднебесья, заставляя скорбной поэзии чувств вкрапливаться в самое сердце.

Затуманенным слезами взглядом, выражающим неистовый трепет в груди, я смотрю на него и не нахожу других слов.

— Чертовски глупо! — вскрикивает он с разочарованием. — Я проявлял к тебе нелепые сантименты, вовсе не нужные…

— Не говори так, — плачуще говорю я не своим голосом.

Приняв во внимание, как слезы брызнули с моих глаз, его пыл ослабевает.

— А как мне говорить ещё, любимая? — с нежной интонацией заговаривает он, смотря на меня «живыми» глазами, будто оголенной душой, что нагоняет на меня физическое изнеможение и твердое желание отдаться самозабвению, лишь бы освободить его и себя от жестокого страдания. — Как? Ты пренебрегла моим желанием, сама приняв решение о расставании. Ты думала о том, что этим причинишь мне нестерпимую боль? Я что, живая мишень, в которую спроста стреляют? — Гнев оказывается сильнее его. — Почему нельзя было это сделать раньше? Почему ты не сказала мне, что останешься в конце концов с ним? Зачем ты врала мне? — Смелость и громкость выражений, выходящие из него, пронизаны затопляющим его душевным выстрелом.

Слова эхом отдаются в груди, требуя опровержения.

Я не врала ему, я не хотела оставаться с Даниэлем, я всегда хотела быть только с ним.

«И все для меня равны, ни в ком я не нахожу того, что нахожу в нем, одном, увлекающим мое сердце… С самой первой его улыбки я привязана к нему. Я люблю его настоящей любовью», — писала Луиза, писала я о своей любви. Но мне так больно, что я… я ничего не выражаю, бессильно уронив руки вдоль тела.

— Ты была нацелена на беспрекословное повиновение с моей стороны? — грубо громословит он на мое безмолвие.

Со страдальческим содроганием, тяжело переводя дух, я произношу:

— Это на время, умоляю, пойми… — Слезы текут по щекам. Такие солёные, такие горькие. — Умоляю…

Размашистыми жестами, он выкрикивает фразы:

— Ты умоляешь сжалиться над тем, чего я даже не знаю, моля меня взглядом? Назови причину, Милана! Я не намерен вытягивать из тебя слова. Если у тебя есть хоть капля жалости ко мне, скажи, что произошло вчера? Ты расстаешься со мной из-за Беллы? Дело в ней? Дело в том, что