Живые и мертвые - Неле Нойхаус

Все что-нибудь заказали, кроме Ким, которая была занята своим смартфоном и при этом рассеянно улыбалась.

– Поедешь со мной, Ким?

Непосредственное обращение заставило Ким вздрогнуть. Выражение лица сестры, которую застали врасплох, втайне позабавило Пию. Неважно, что происходит в мире, жизнь продолжается, и любовь нашла дорогу даже среди убийств и смерти.

– Так, а теперь рассказывай, где ты была в Новый год, – сказала Пия, когда они чуть позже сидели в машине. – У меня больше нет сил на эти допросы, так что не томи меня.

– Я была у Николя, – ответила Ким.

– Я этого опасалась. И что?

– Ничего. Мы просто как следует развлеклись.

– Каким образом?

– Самыми разными.

– Ну хватит. Не заставляй меня все тянуть из тебя клещами. Она увлечена тобой?

– Я думаю, она меня терпит, – ответила Ким и слегка покраснела. – Но у нее нет опыта в отношениях с женщинами.

– А разве она в последние годы имела отношения с мужчинами? – спросила Пия с издевкой.

– Таким успешным женщинам, как она, трудно найти мужчину, который не будет воспринимать ее как конкурента, – защитила Ким объект своих воздыханий.

– Да, тогда мне повезло, что я не так успешна, – ответила Пия с сарказмом.

– У вас это отрегулировано, – сказала Ким. – Но многие мужчины не могут вынести, если их партнерша больше работает и, может быть, даже больше зарабатывает. Поэтому моя последняя любовь тоже смылась. Он заявил, что моя работа его достала, что он не может больше выносить, что я дни напролет занимаюсь исключительно тягчайшими преступлениями, но это обоснование было надуманным. Два года ему это вовсе не мешало. Кстати, ты знала, что Николя была обручена с Боденштайном? Они даже хотели пожениться, но потом появилась Козима.

– Да, я знаю. – Загорелась стрелка поворота, и Пия свернула на Элизабетенштрассе. – Но, честно говоря, личная жизнь моей шефини интересует меня только в связи с тобой, так как я боюсь, что в скором времени ты будешь появляться вместе с ней на семейных торжествах.

– Какие семейные торжества ты имеешь в виду? – рассмеялась Ким. – В любом случае мы пойдем вместе в ресторан, когда дело будет закрыто.

– Ну тогда придется некоторое время подождать, – ответила Пия. – Марк Томсен – не снайпер.

– Я тоже так думала, – подтвердила Ким. – Все улики против него можно интерпретировать и иначе.

– Я только задаюсь вопросом, зачем он запер нас в котельной и скрылся. – Пия включила поворотник и свернула на парковочную площадку на Унтертор.

– Он же сказал. Знал, что вы его подозреваете, и не хотел попасть за решетку, не сделав чего-то важного и не поговорив с Бурмейстером, – ответила Ким. – Если бы у него было рыльце в пушку, вряд ли бы он позвонил в полицию и сообщил, где вы находитесь.

Пия кивнула. Боденштайн настолько был уверен, что в лице Томсена он арестовал снайпера, что совершенно не учел эту оправдывающую Томсена деталь.

– Как только что сказал Оливер, Томсен – разочарованный бывший полицейский, которому жизнь принесла много зла, – сказала Ким. – Я верю ему в том, что у него вообще нет никаких амбиций и желания провести оставшиеся годы жизни за решеткой. Идиотом его не назовешь!

– Но почему тогда он вычистил свой дом и выбросил записи Хелен в мусорную корзину? Если ему нечего скрывать, ему не нужно было бы этого делать! Может быть, он кого-то покрывает? Возможно, настоящего снайпера?

Пия посмотрела на сестру, как будто она могла прочитать в ее глазах ответ на свои вопросы.

– Подумай-ка хорошенько, сестренка! – призвала Ким Пию. – Что больше всего прочего занимает Томсена?

Пия постучала указательными пальцами по рулю, пристально разглядывая отвратительный фасад торгового центра «Бух».

– Это общество ПРУМТО, – сказала она, немного подумав.

– Точно. Членов ПРУМТО в первую очередь возмущает бесчеловечность, с которой во многих клиниках относятся к родственникам доноров органов. Они хотят это предать гласности, и для этого им нужна общественность, – уточнила Ким. – Во Франкфуртской клинике положение, похоже, наиболее удручающее.

– Верно, – кивнула Пия. – Беттина Каспар-Гессе назвала Бурмейстера коршуном. Ее практически вынудили обмануть Винклеров, чтобы получить органы Кирстен Штадлер. И это был не единичный случай.

– Я думаю, что Томсена прежде всего интересовало именно это. Не конкретно Кирстен или Хелен Штадлер. Я почти уверена, что он и Хелен вышли на след другого дела, в котором были замешаны те же Фуртвэнглер, Герке и адвокат. Тебе надо еще раз поговорить с этим Фуртвэнглером. Спроси его совершенно конкретно, что их связывает с Рудольфом и почему он тогда был вынужден уйти из Франкфуртской клиники неотложной помощи. Я думаю, что это и есть ключ к разгадке тайны.

В тишине у Пии в желудке громко забурчало.

– Но сейчас мне просто необходимо много калорий, – сказала она. – Пошли, надо привезти народу еды.

* * *

Ее отца задержали, потому что полиция подозревала его в убийстве женщины – супруги и матери двоих подростков. Он ее не зарезал, не застрелил, не задушил, нет, он просто оставил ее умирать, хотя мог спасти ей жизнь. Почему он сделал это? Он же врач, хороший врач, тот, кто живет ради своей профессии! Как только совесть ему это позволила? Из жадности и тщеславия. Так написал «судья», который застрелил ее мать, чтобы отомстить за то, что сделал с этой женщиной ее отец. Пошел ли он на это впервые, чтобы прослыть спасителем тех, кому он дал новую жизнь, пересадив им донорские органы? Или его впервые уличили в том, что он ускорял угасание человеческой жизни, чтобы возродить другую? Как мог человек самостоятельно принять такое решение? У мертвых нет лобби. Близкие люди лишь изредка сомневаются в том, что говорят врачи в больнице, особенно когда им противостоят такие корифеи, как профессор Дитер Пауль Рудольф, который своим спокойным проникновенным голосом заверяет их, что не было никаких шансов.

Каролина Альбрехт сидела как оглушенная за обеденным столом в доме своих родителей и не знала, что делать. Ее отец, которым она восхищалась всю свою жизнь и которого почти до отчаяния любила, оказался убийцей. Бессовестный эгоист злоупотребил ее доверием и обманул ее. Вместо того чтобы признаться в содеянном, он пытался скрывать правду. И в этих попытках он провел последние несколько дней, вместо того, чтобы оплакивать свою жену и заниматься ее похоронами. Как низко он лгал и боролся, всеми средствами, не испытывая угрызений совести. Для чего он все это делал? Ради денег? Ради славы и чести?

Каролина захлопнула папку, в которой она обнаружила переписку между правлением фирмы «САНТЕКС» и ее отцом, и встала. У нее все болело, но еще больше, чем тело, у нее болела душа. Ей не с кем было поговорить обо всем этом, некому было открыть свое сердце, чтобы хоть кто-то понял, что она ужасно одинока. Матери, единственной опоры, больше не было. Близких подруг нет, как нет друга или возлюбленного, которому она могла бы сейчас позвонить. Только дом, в котором неуютно, работа, приносящая лишь деньги и успех, и ответственность за травмированного ребенка.