Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

Ребрых вдруг поднял голову без какого-либо знака со стороны хозяина, и Сукуль опять ощутила неприятный холод в ногах. Снова вздохнув, она встала:

– Скажи хотя бы, что они похоронили убитых.

– Да, госпожа, так оно и есть. Холодный камень поверх холодной плоти и печаль в беспробудной тишине.

Девочка бросила на него взгляд:

– А ты здорово умеешь удивлять, Рансепт.

– Да, госпожа. Это правда.

Все трое двинулись по тропе, что вела вокруг возвышенности, на которую они перед этим поднялись, чтобы взглянуть на дорогу сверху.

– Надеюсь, повелительница Хиш достаточно хорошо тебя знает, чтобы оценить по достоинству?

– Почему вы спрашиваете?

– Если нет, то я сделаю все, чтобы забрать тебя оттуда, кастелян. Тебя… и Ребрыха тоже.

– Приятно слышать, госпожа. Но я буду служить повелительнице Тулле до конца своих дней.

Что-то в словах Рансепта подсказало Сукуль, что его любовь к Хиш Тулле выходит за пределы той, какую мог бы питать кастелян к своей хозяйке, и одна только мысль об этом едва не разбила ей сердце.

Ребрых побежал вперед по каменистому склону.

– Он ведь всего лишь пес, да?

– Разумеется, госпожа.

– Не одиночник?

– Если он даже когда-то и был им, – усмехнулся Рансепт, – то давным-давно забыл о другом своем теле, оставшись всего лишь псом.

Выйдя на дорогу, они молча направились к месту трагедии. Ребрых держался рядом с хозяином, слева от него. Кастелян и пес остановились, не доходя до цели.

– Убийцы проехали мимо каравана, а потом вернулись, – глядя в землю, сказал Рансепт. – Еще одно доказательство того, что это были не разбойники. Они двигались быстрой рысью, сомкнутым строем в два ряда, а затем развернулись. Кто-то отдал приказ.

– То есть дисциплина была им не чужда.

– Поначалу, – ответил кастелян, идя вместе с Ребрыхом дальше. – Но я видел, что осталось от одного из охранников. Тут учинили просто зверскую резню.

– У тебя настолько хорошее зрение, что ты все разглядел?

– Ну, положим, это было легко. Те, кто хоронил убитого, несли его тело по кускам.

Сукуль отогнала прочь страшную картину, возникшую в ее воображении. Ветер доносил до них отвратительную вонь: к запаху тлевших груд пепла на месте сожженных повозок также примешивался смрад желчи и мочи. На краю дороги, по эту сторону от ряда каменных надгробий, лежал труп лошади с распоротым брюхом; вывалившиеся наружу кишки частично намотались на задние ноги бедного животного, пытавшегося в предсмертных судорогах освободиться от собственных внутренностей. Сукуль обнаружила, что не может отвести взгляда от несчастного создания, красочно представляя себе его жуткую, полную страданий смерть.

– Из меня никогда не получится солдата, – прошептала девочка.

Копавшийся в обломках Рансепт услышал ее и обернулся:

– Приятного на войне уж точно мало, особенно когда вскрывают мешок.

Она отвела взгляд:

– Какой еще мешок?

– Ну, мешок из нашей шкуры, удерживающий внутри потроха.

– Наверняка мы – нечто большее! – Слова Сукуль прозвучали резче, чем она предполагала. – Даже эта лошадь была чем-то большим.

Рансепт выпрямился, вытирая руки:

– Госпожа, хоть вы об этом и не просили, позвольте дать вам совет. Большую часть времени – ну, в лучшие моменты нашей жизни – и впрямь разумно думать, что мы не просто мешки с кровью, внутренностями, костями и прочим, а нечто намного большее, что, кстати, верно также и для любой твари, вроде этой благородной лошади и даже старика Ребрыха. Но однажды все меняется – ну вот как сейчас, – и ты уже просто не можешь позволить себе подобных мыслей. И тогда ты видишь перед собой лишь вскрытый мешок с вывалившимся из него содержимым. Того «большего» в нас, в чем бы оно ни заключалось, уже нет: оно ушло из этого трупа, как ушло из тех мертвых тел под теми камнями. Дело не в том, чего мы стоим…

– Нет, – бросила Сукуль, – все дело в том, чего мы лишились!

Рансепт вздрогнул, а потом кивнул и снова отвернулся.

Сукуль стало жаль его, но брать свои слова обратно она не собиралась. Девочка понимала, что кастелян имел в виду, но это ей решительно не нравилось. Уничтожать тех, кого воспринимаешь как всего лишь мешки из шкуры, куда проще. В подобном мире даже сама жизнь не имеет никакой ценности.

Сукуль снова взглянула на Рансепта. Он стоял посреди дороги, напротив каменных надгробий, но взгляд его был устремлен вперед, за поворот. Ребрых сидел у ног хозяина. Весь их вид выражал полнейшую безнадежность, и к глазам девочки невольно подступили слезы.

– Там есть могила поменьше? – спросила она, не желая внимательнее приглядываться к надгробиям, чтобы не увидеть еще одну неприятную правду.

Рансепт покачал головой:

– Мальчик сумел спастись, по крайней мере поначалу. Кстати, наши друзья прямо перед нами. Они пытаются обогнуть грязевую равнину, а для этого нужно передвигаться пешком: верхом там не проехать. Думаю, за мальчиком гнались и он завел туда свою лошадь.

– И?.. – Сукуль направилась к нему.

– Под этой поверхностью скрывается озеро, – сказал старик. – Грязевое озеро, глубокое. Лошадь не смогла бы его преодолеть. Возможно, мальчик утонул вместе с ней.

– Они нас уже заметили?

– Нет.

– Тогда отойди в сторону.

Нахмурившись, Рансепт снова ушел за возвышенность.

– О чем вы задумались, госпожа?

– Когда тот всадник прибудет в Обитель Тулла, там не окажется даже кастеляна. Кто-нибудь знает, где мы?

– В мое отсутствие командует сержант Брут. Он будет бессмысленно таращиться и моргать, пока посыльный не решит, что у него камни вместо мозгов.

– А потом?

– А потом всадник уедет, вернется восвояси. Исполнив свой долг и оставив послание у ног Брута.

– Думаю, нам нужно выяснить, жив ли Орфантал. Если это возможно.

– Мальчик должен был стать заложником, госпожа?

– Да, в самой Цитадели.

– И его отправили в сопровождении всего лишь горстки охранников каравана?

– Да. – Поколебавшись, Сукуль добавила: – Возможно, на то имелись свои причины.

Рансепт снова отвел взгляд, по обыкновению приоткрыв рот, и в его уродстве девочке вдруг почудилось нечто мягкое, почти нежное.

«В том храме, в своих видениях, я могла сделать его красавцем», – подумала она.

Сукуль вдруг очень этого захотелось, и у нее возникло яростное желание сотворить Рансепта заново.

– Кастелян, а тебя можно исцелить? В смысле, твой нос?

Он взглянул на нее:

– Проще снова его сломать, в другую сторону.

– Почему бы не попробовать?

– Вам когда-нибудь ломали нос, госпожа?

– Нет.

Пожав плечами, он снова отвел взгляд:

– То-то и оно. А я уже пробовал. Целых шесть раз.

Сукуль поняла, что все внимание Рансепта сосредоточено на надгробиях, причем он явно рассматривал их не просто так, а с определенной целью. Пока она собиралась ответить, кастелян подошел к