Лазарит. Тень меча - Симона Вилар

Филипп всегда завидовал ему: его воинской славе, его огромным владениям, богатству, преданности его вассалов, ибо в Англии бароны никогда не были так своевольны, как вельможи во Франции, только на словах подчинявшиеся королю. Вассалы же Ричарда — как в Англии, так и в его владениях на континенте — полностью зависели от него. Для этого пришлось сжечь не один замок и провести не одну военную кампанию.

И все же мысль о том, что Филипп считает себя главнокомандующим и уже назначил день большого военного совета, постоянно раздражала Ричарда. За английским королем следовала половина войска в лагере крестоносцев, он привел с собой множество кораблей с трюмами, полными провианта и оружия, и тем не менее тщеславный Филипп пытается диктовать условия.

Вот почему на протяжении всего времени, оставшегося до совета, Ричард, помимо обсуждения плана кампании, вел переговоры в лагере и собирал сведения, выясняя, на кого может положиться. Все это было необходимо знать заранее, пока в игру не вступил Саладин.

Под вечер назначенного дня английский Лев облачился в великолепные королевские одежды: длинную тунику светлого атласа, украшенную самоцветами и гербом Плантагенетов на груди. На голове Ричарда сверкала корона с зубьями в виде крестов и трилистников, отделанных сапфирами и рубинами. Обычно Ричард с удовольствием ощущал тяжесть массивного золотого венца, но сегодня у него с утра ныл затылок, и он только поморщился, водружая на голову символ своей власти и могущества. Король чувствовал себя утомленным — сказывались напряженная работа последних дней, непривычный климат, недостаток сна.

Обычно он не придавал значения подобным мелочам. Но беспокоило другое — он все время потел, его мучила жажда, и весь день он пил чашу за чашей, а голода совсем не ощущал. Верный Толуорт едва уговорил короля съесть ломтик куриной грудки с оливками. Да и епископ Солсбери, явившийся, чтобы сопровождать Ричарда на совет, заметил, что король выглядит неважно.

— Вы кажетесь не вполне здоровым, государь, — озабоченно произнес епископ, но Ричард лишь отмахнулся:

— Отосплюсь после совета, и все будет в порядке.

Когда же они вместе с верным Хьюбертом пересекали лагерь в окружении факелоносцев и трубивших в рога герольдов, звучавшие отовсюду приветственные клики вернули Плантагенету бодрость и живость.

— Да здравствует король Ричард! — гремели сотни глоток.

— Веди нас на проклятых мусульман, английский Лев!

— Слава Ричарду Львиное Сердце!

«Уж Филипп-то наверняка это слышит!» — думал Ричард, шествуя по проходу между палаток и стараясь не споткнуться о многочисленные растяжки, чтобы не утратить из-за смешной оплошности королевского величия. Голова все-таки слегка кружилась, и в ногах чувствовалась слабость.

Однако этого никто не заметил, когда в голубом шатре Филиппа Французского собрался совет. Внутренние покои шатра были отделаны королевскими лилиями — они виднелись повсюду: на сводах, знаменах, развешанных на стенах, на великолепном бархатном плаще самого монарха. Король Франции восседал на складном походном кресле, похожем на трон, во главе длинного стола; все прочие расселись на отведенных им местах, каждое из которых было украшено гербами и значками участников совета. Здесь были лилии и пурпур князя Боэмунда Антиохийского, косые лазоревые с золотом полосы герцога Бургундского, черный орел Леопольда Австрийского, черный сокол маркиза Монферратского. Выше прочих и в стороне виднелся герб Иерусалимского королевства, но под ним не было кресла, а вошедшему в шатер Гвидо де Лузиньяну пришлось занять место под своим родовым гербом.

Гвидо, подавленный столь явным намеком на то, что Филипп не признает его королевского достоинства, несмотря на помазание в храме Гроба Господня, устремил взгляд на короля Англии, словно тот был его последней надеждой.

«Спокойствие, друг Гвидо, — произнес про себя Ричард, ответив твердым и спокойным взглядом. — Вся борьба еще впереди!»

Совет открыл король Филипп, напомнив о святой цели их похода. Ричард тем временем попросил подать ему чашу воды. Филипп не был краснобаем и, завершив краткое вступление, перешел к обсуждению трех главных вопросов: хода военных действий под Акрой, вопроса о командовании силами крестоносцев и вопроса о престоле Иерусалимского королевства. Последний особенно живо интересовал собравшихся, и Ричард заметил, какими испепеляющими взглядами обменялись маркиз Монферратский и Гвидо де Лузиньян.

— Кто желает высказаться? — с важностью откинулся в своем кресле Филипп.

Он не уточнил, какой из вопросов надлежит обсудить первым, и слово взял Ричард. Приняв из рук стоявшего позади него Толуорта свиток карт, он расстелил одну из них на столе, придавив края пергамента тяжелыми подсвечниками, и кратко описал ситуацию.

Ныне основные боевые действия сосредоточены в районе Проклятой башни, которая, словно мыс, выдается вперед из линии городских укреплений. Вместо этого Ричард предложил установить тяжелые баллисты и катапульты на всем протяжении городских стен и обстреливать их на нескольких участках. Когда же обнаружатся наиболее слабые места, туда-то и надо будет перебросить основные силы.

— Вы считаете мои действия ошибочными? — вскинул брови Капетинг.

— Судите сами, Филипп, есть ли смысл опять и опять расшибать лоб о самый неприступный участок стен?

— Но маркиз Монферратский утверждает, что обстреливать Проклятую башню удобнее всего.

Ричард хмуро взглянул на маркиза, на скулах которого заходили желваки.

— Значит, это идея Конрада? Не буду спорить — маркиз умеет отважно защищать цитадели. Но много ли их он взял штурмом?

Конрад угрюмо промолчал. В отличие от него, Ричард не единожды брал самые неприступные замки.

Неожиданно к Ричарду присоединился Гуго Бургундский, заявив, что также считает ошибкой обстрел Проклятой башни, и готов выслушать все предложения предводителя англичан.

Ричард без лишних слов изложил свой план. Требюше, баллисты и катапульты надлежит установить не у выдвинутых вперед башен, а напротив тех участков стен, которые связывают между собой оборонительные башни. Да, стены Акры выглядят несокрушимыми, но не следует забывать, что промежутки между кладкой их лицевой и внутренней стороны заполнены, как и везде, бутовым камнем. Если удастся разрушить наружный, наиболее прочный слой кладки, бут, находящийся внутри, начнет осыпаться, образуя своего рода откос у подножия стены, по которому будет легче взобраться штурмующим.

— Вместе с тем, нельзя оставлять в покое и уже поврежденную Проклятую башню! — заявил Ричард, заметив, что Филипп уязвленно прикусил нижнюю губу, тогда как Гуго Бургундский, Балиан де Ибелин и даже Конрад Монферратский согласно закивали.

Король Франции далеко не впервые был свидетелем того, как военачальники, которым поначалу была не по нутру напористость Ричарда, в конце концов начинали соглашаться с его доводами. Когда же английский Лев стал приводить свои расчеты количества осадных башен, необходимых для штурма, Капетинг решил вмешаться: