Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Итак. В огромной степени человеческая история представляет собой историю неравномерного накопления богатств, где мог меняться центр силы, но Четыре Великих Неравенства неизменно усиливались. История такова. Насколько мне известно, не существовало такой цивилизации или такого момента в истории, когда богатство урожаев, собранных общими усилиями, было бы равномерно распределено. Всякий раз в ход шла сила, и каждый успешный отъём вносил свою лепту в общее неравенство, которое возрастало прямо пропорционально накопленным богатствам, ибо богатство и сила, по сути, едины. Обладатели богатства буквально приобретают силу, необходимую им для укрепления растущего неравенства. Так цикл продолжается.

Как результат, небольшой процент человечества живёт в изобилии, имея доступ к пище, материальным благам и знаниям, в то время как те, кому повезло меньше, функционально приравниваются к домашним животным и, запряжённые сильными и состоятельными мира сего, множат их богатство, не извлекая никакой выгоды для себя. Если вы родились чернокожей крестьянкой, что вы можете сказать миру? А мир вам? Вы будете существовать под гнётом всех Четырёх Великих Неравенств и проживёте короткую жизнь в невежестве, голоде и страхе. А ведь достаточно и одного великого неравенства, чтобы так отразиться на уровне жизни.

И необходимо отметить, что большинство людей, когда-либо живших на свете, существовали в условиях нищеты и услужения абсолютному меньшинству состоятельных и могущественных людей. На каждого императора и чиновника, на каждого халифа и кади, на каждую сытую, обеспеченную жизнь приходится десяток тысяч неполноценных, загубленных жизней. Даже если придерживаться самого скромного определения полноценной жизни и допустить, что человеческая сила духа и чувство товарищества позволили многим обездоленным и беспомощным познать толику счастья и удовлетворения, невзирая на тяготы и лишения, факт остаётся фактом: слишком много жизней было загублено нищетой, и кажется неизбежным тот вывод, что больше людей прожили свою жизнь впустую, нежели полноценно.

Разнообразные религии мира пытались объяснить или сгладить эти неравенства, включая ислам, возникший в попытке создать царство, в котором все равны; религии пытались оправдать неравенство в нашем мире. Все потерпели неудачу, даже ислам: дар аль-ислам страдает от неравенства так же, как и весь остальной мир. Я склонен теперь думать, что индийские и китайские описания загробной жизни как системы шести лок, или шести реальностей (дэвы, асуры, люди, звери, преты и обитатели ада), хоть и метафорическое, но довольно точное описание нашего мира и неравенств, которые в нём существуют: с дэвами, сидящими в роскоши и вершащими суд над остальными, асурами, сражающимися за сохранение дэвами их высокого положения, людьми, живущими как люди, животными, пашущими как животные, бездомными и напуганными претами, страдающими на краю ада, и обитателями ада, рабами своей нищеты.

Мне кажется, что до тех пор, пока число целых жизней не превысит число жизней разбитых, мы будем оставаться в какой-то предыстории, недостойной великого духа человечества. История, достойная рассказа, начнётся только тогда, когда целых жизней окажется больше, чем прожитых зря. А значит, впереди у нас ещё много поколений до начала истории. Все неравенства должны прекратиться, всё избыточное богатство быть распределено по справедливости. До тех пор мы не более чем болтливые обезьяны, а человечество, как мы привыкли о нём думать, ещё не существует.

Выражаясь религиозными терминами, мы всё ещё находимся в бардо в ожидании своего рождения.

Старуха читала страницы, которые дал ей муж, прохаживаясь по длинной веранде, несказанно взволнованная. Закончив, она положила руку ему на плечо. День близился к концу; западное небо окрасилось цветом индиго, и новая луна повисла на нём серпом. Внизу текла чёрная река. Она подошла к своему письменному столу в дальнем конце веранды, взяла кисть и, не глядя, заполнила страницу быстрыми мазками.

Врач османского султана халифа Селима Третьего, Исмаил ибн Мани аль-Дир, начинал как армянский кади, изучавший право и медицину в Константинии. Он быстро продвигался по службе благодаря своим успехам в оказании помощи больным, пока однажды сам султан не поручил ему лечение одной из женщин своего сераля. Наложница под присмотром Исмаила пошла на поправку, а вскоре после этого Исмаил вылечил и султана Селима (от кожной болезни). После этого султан назначил Исмаила главным врачом Высокой Порты[38] и её сераля.

Исмаил после этого по многу времени проводил с пациентами, потихоньку продолжая своё медицинское образование, как часто бывает у врачей, на практике. Он не посещал званых обедов. Он исписывал толстые тетради историями болезни, вёл учёт симптомов, лекарств, назначенного лечения и результатов. Когда его вызывали на допросы янычар, он являлся и вёл протоколы.

Султан, впечатлённый самоотверженностью и мастерством своего врача, заинтересовался его исследованиями. Тела всех янычар, казнённых им при подавлении переворота 1202 года, были переданы в распоряжение Исмаила, и в религиозный запрет на вскрытие и анатомирование было внесено исключение для казнённых преступников. Огромный объём работы предстояло выполнить в кратчайшие сроки, несмотря на то, что трупы охлаждали льдом и сам султан лично принял участие в нескольких вскрытиях, задавая вопросы после каждого надреза. Он сразу подметил и озвучил преимущества вивисекции.

Однажды ночью в 1207 году султан вызвал доктора во дворец Высокой Порты. Один из его старых конюхов находился при смерти, и Селим удобно устроил его на постели, расположенной на одной чаше огромных весов, а на другой нагромоздил золотые гири, и теперь два больших блюда вровень висели посередине комнаты.

Пока старик, хрипя, лежал в постели, султан трапезничал и наблюдал. Он сказал Исмаилу, что этот метод наверняка позволит им определить присутствие в теле души, если таковая существует, и её точный вес.

Исмаил стоял рядом с приподнятой постелью конюха, бережно ощупывая пальцем запястье старика. Дыхание умирающего ослабело, стало прерывистым. Султан встал и потянул Исмаила на себя, указывая на тончайшую опорную призму весов. Ничто не должно было быть потревожено.