План D накануне - Ноам Веневетинов

Едва он успел спрятаться за угол, как тот вышел и скорым шагом направился к воротам на бульвар. Вглядевшись, он различил фигуру за телеграфным столбом, за соседний встал студент. Возвратился к окну приглядеть за молочником. Тот стоял над бидоном, как над срамной вазой, левой рукой упёршись в стену, правой передёргивал пенис, сливая в молоко семя.

Воздух, помимо кислой капусты, пронизывали теченья, на узком оконце под потолком поблёскивал цветной витраж, прихотливо, через соединение пахаря, кентавра, луны в восьмой фазе, девицы в кубическом неглиже и триумфальной арки олицетворявший свободу, только её, без конкретного продолжения, зато, как видно, безграничную. Завсегдатаи, торопливо уплетавшие за обе щеки, находились всегда в цейтноте, нужно успеть многое друг другу поведать, не всё ясно, но если кого-то делегируют произнести речь здесь и сейчас, он это поймёт и, скорее всего, не обратит внимания. Они не выглядели чужаками, да тут просто не было своих, так, единоверцы, мыслят в сходном ключе, что жизнь требует реформ, их вроде как дают, по крайней мере, лоббируют, но уже считают объём чрезмерным, одна отмена рабства тянет лет на пятьдесят застоя, надо же присмотреться, как дальше пойдёт, и запрягать долго тоже надо. Некоторые вставали и уходили, на эти стулья тут же опускались другие с подносами, все в одной поре, на подходе к началу увяданья, уже не студенты, но ещё не надворные советники.

— Простая случайность, — сказал Лукиан Карлович.

Он привёл свои доводы, у него выходило, что случайностей не бывает вовсе, а если за историю человечества и стрясались одна или две, их не могло набраться столько в одном расследовании.

— Например, какие? — ловко, как ему показалось, подвёл к этому Лукиан Карлович.

Он включил в их число соединение лечебницы и монастыря, где монашки получили помощь, коридором, которым беглецы не воспользовались, что было куда безопаснее, а решили уходить на коньках. Вообще два места, только два, где монахинь укрыли от полиции, желая того или нет, соединялись между собой, а второе подземелье из лечебницы вело к Никольскому мосту, где они сошли с реки и сняли коньки. Третье — из дома на Зубовском бульваре к Кремлю — выходило наружу у Москворецкой набережной, где их видели катавшимися после произошедшего на Кадетском плацу.

— Не много ли галерей в нашем деле?

Такое это дело, дал понять он.

— А отчего линию монастыря мы сочли несущественной? Ведь тамошний киновиарх постриг их.

Они зевали над остывшими чашками. Было решено посетить архивы и направить запрос в Императорскую публичную библиотеку. Некоторое время Прохоров пытался угадать среди посетителей столовой двойного агента из политического сыска. Л.К. нашёл его раньше и не одного, он со временем тоже.

Её спасла всё понявшая гувернантка. По какому-то делу она вызвала её в столовую, оттуда в гостиную, в какое время она вылезла наружу, сбежав через окно, на её счастье, не законопаченное на зиму, едва не свалившись на голову Альмандине. Через двадцать минут они, сопровождаемые бонной, шли по переулкам, избегая площади. У комитета Герардины Неубау — Негласного комитета общественного спасения Трансвааля, — намечено визитов до чёрта, свой великий трек.

Вот как раз она и была настоящей местью географии. Это же надо, расположить, кинуть (воображается и рука, но не больше одной) так всё между четырёх мысов… «драконьи» горы и «рифтовые» долины, заполненная лакуна между меридианами, где вообще ничему не полагалось быть, лишь участку мирового океана с самой тёплой водой на поверхности. На каждом шагу надо справляться с сопротивлением изначальных обитателей региона, а на Мадагаскар вообще может быть только проникновение. У них с Герардиной также, похоже, сложилось взаимодействие по распространённому некогда принципу подсечно-огневого земледелия или нечто в этом роде, только финского, в тумане, а может, в светлом дыме, но готовится ни дать ни взять лядо, то есть будут сначала жечь (мосты, благополучие, эмоции), а потом делить. Так что же они тогда спасают? Опять посредством? через хитророждённые литературные, а то и какие похуже, увёртки? Ладно, так и быть, спасём.

В мастерской она прочла длинную и жестокую лекцию о пользе гигиены (разводы на физиономиях, обода под ногтями). Мастера — у которых не видели ни первого, ни второго, лишь тёмные отложения, подчёркиваемые морщинами, вообще во всё время чувствовали себя неуютно, в чужом доме без приглашения — восприняли плохо, они были не из этой системы, а из системы, когда лифт сбрасывался на дно, набивался мокрым песком, что тяжелее угля, а в вопросе лифта имела место ориентация на объём, и поднимался. Блоки и механизм в эти мгновения фиксировали на глазок. Наверху песок удалялся, вместо него клался берёзовый уголь, опускался. На дне рабочие сгружали уголь и сами входили в лифт, набиваясь максимально плотно. Это делалось из соображений практики, гласившей, что всяким угольным рано или поздно воспользуется человек.

По дороге на них налетало множество выходивших и терявшихся в тумане хитрованцев. Комитет захватывал значительно больше, чем было видно рабочим, стоявшим в дверях и провожавшим их взглядом.

— Получается, — рассуждала В., — что рабочие и мокрый песок на дне, вскоре песок меняется на уголь, который они оставляют вместо себя, и тогда на дне кроме угля нет ничего. Любопытно следующее. Откуда на дне браться песку именно мокрому, и каким образом там оказываются рабочие?

В этом цеху в них могло полететь что угодно. По мнению одной школы теоретиков, животный мир попадал под колёса Второй промышленной революции первым среди равных; по мнению другой — зачастую впрягался в хомут из бессемеровской стали, когда соответствующие умы человечества ловили простой. На сей раз лекция раскрывала вред случайных связей. Лотерея возводилась ею едва ли не в ранг смертного греха, шла под руку со связью, на которую должны были вознегодовать даже невидимые глазу частицы вселенной. Как на один из примеров несомненного вреда казуальных сношений она упирала на произошедший когда-то пожар в невидимом монастыре. Отрывки об этом происшествии во множестве поступали из американской Саванны, Джорджия. От торчавших повсюду игл болели глаза, тем странным образом, когда острие не воткнуто, но поднесено. В конце им издали показали банку с карболовой кислотой, где плавала гаутенгская жаба, внутри неё созревал один из самых крепких и острых шипов в природе.

Полицейским Мясницкой части на шлемы ставился съёмный фильтр, он заслонял рот и нос, чтобы хоть как-то сдвигать облавы в каждом из трёх кабаков Хитровки. Гувернантка ни для себя, ни для подопечных чем-либо подобным не озаботилась. Войдя в залу, они едва не лишились чувств от запахов и сгущённости, через которую было тяжело даже идти.