Кузница души - Маргарет Уэйс

Рейстлин увидел нож. Лезвие на мгновение отразило яркий свет Лунитари алым огнем. В тот же миг его увидел темный эльф и протянул за ним руку. Рейстлин выхватил клинок из–под цепких пальцев эльфа и нанес удар тому в живот.

Темный эльф закричал и согнулся пополам.

Рейстлин вытащил нож. Лайам упал на колени, прижимая ладонь к животу. Кровь полилась у него изо рта. Он упал к ногам Рейстлина мертвым.

Тяжело дыша, сотрясаясь в агонии при каждом вдохе, Рейстлин повернулся, чтобы бежать. Но у него не было сил даже переставлять ноги, и он рухнул на каменный пол. От раны, нанесенной ножом, по всему его тело начал распространяться жгучий зуд. Его начало тошнить, голова закружилась.

С горечью отчаяния Рейстлин понял, что Лайам все–таки отомстил ему. Лезвие ножа было отравлено.

Свет Солинари и Лунитари смешался в его глазах, померк, и все погрузилось во тьму.

* * *

Рейстлин очнулся лежа в том же коридоре. Тело Лайама все еще лежало рядом с ним, его мертвая рука касалась плеча Рейстлина. Тело было еще теплым — Рейстлин недолго пробыл без сознания.

Он отполз подальше от трупа темного эльфа. Слабость от раны позволила ему доползти только до стены, где сгущались тени. Его желудок сжимали судороги. Он тяжело дышал, прижимая руку к животу, корчась от мучительной тошноты. Его вырвало, и когда приступ утих, он снова упал на каменный пол, желая только одного — умереть.

— Почему вы так со мной поступаете? — простонал он, задыхаясь от дурноты.

Он знал ответ. Потому, что он осмелился заключить сделку с волшебником, достаточно могущественным, чтобы бросить вызов Такхизис, достаточно могущественным, чтобы конклав опасался его и после его смерти.

«Но если твой доспех — лишь ржавая хрупкая окалина, то она треснет и разлетится на куски при первом же ударе, и, когда это случится, я проникну внутрь и возьму то, что принадлежит мне».

Рейстлин чуть не засмеялся. «Добро пожаловать, архимаг, ты можешь забрать то немногое, что осталось».

Он лежал на полу, прижимаясь щекой к каменному полу. Хотел ли он выжить? Испытание нанесло ему удар, от которого он мог и не оправиться. Его здоровье всегда было слабым. Если он выживет, то оно станет похожим на драгоценный камень с трещиной внутри, который будет удерживать лишь его собственная воля. Как он будет жить? Кто будет о нем заботиться?

Карамон. Карамон позаботится о своем слабом брате–близнеце.

Рейстлин смотрел на колеблющийся алый свет Лунитари. Он не мог вообразить себе такую жизнь, держащуюся на зависимости от собственного брата. Смерть была предпочтительнее.

В тени коридора появилась фигура, контуры которой осветил белый свет Солинари.

«Вот оно, — сказал себе Рейстлин. — Это мое последнее испытание. То, в котором я не выживу».

Он почти почувствовал благодарность к волшебникам за то, что они решили окончить его страдания. Он лежал, беспомощный, наблюдая за тем, как тень приближается все ближе и ближе. Она стояла уже над ним, склоняясь над ним так, что он мог слышать ее дыхание, ощущать ее присутствие, хотя он невольно закрыл глаза.

— Рейст?

Осторожные пальцы прикоснулись к его горящему лбу.

— Рейст! — всхлипнул голос. — Что они с тобой сделали?

— Карамон, — прошептал Рейстлин, но не услышал собственных слов. Его горло пересохло от дыма, кашля и рвоты.

— Я заберу тебя отсюда, — сказал его брат.

Сильные руки подняли Рейстлина. Он почувствовал знакомый запах пота и кожи, услышал знакомое поскрипывание доспехов, звяканье меча о каменный пол.

— Нет! — Рейстлин попытался освободиться. Тонкими узкими ладонями он уперся в широкую грудь брата. — Оставь меня, Карамон! Мое Испытание не закончено! Оставь меня! — Его голос был хриплым, как карканье. Он закашлялся, задыхаясь.

Карамон легко справился с братом, крепко обняв его.

— Оно того не стоит, Рейст. Ничто не стоит такого. Не беспокойся.

Они прошли под серебряной рукой, державшей белый шар. В его свете Рейстлин разглядел слезы, блестевшие на щеках его брата. Он решил сделать последнюю попытку.

— Они не разрешат мне уйти, Карамон! — Каждое слово давалось ему с трудом. — Они попробуют остановить нас. Ты подвергаешь нас опасности.

— Пусть только попробуют, — мрачно сказал Карамон. Он уверенно и неспешно шел по коридору.

Рейстлин беспомощно обмяк, положив голову на плечо Карамона. На одно мгновение он позволил себе расслабиться, почувствовать себя защищенным силой брата. В следующий миг он принялся проклинать свою слабость, проклинать брата.

— Ты дурак! — тихо прошептал Рейстлин, не в силах говорить громче. — Ты просто упрямый осел! Теперь мы оба умрем. И ты, разумеется, умрешь, защищая меня. Я даже после смерти буду у тебя в долгу.

— А–ах!

Рейстлин услышал, как резко вобрал в себя воздух его брат. Шаги Карамона замедлились. Рейстлин приподнял голову.

В конце коридора в воздухе плавала голова старика, лишенная тела. Рейстлин услышал шепот:

«Но если твой доспех — лишь ржавая хрупкая окалина…»

— Арррррррр… — глубоко в груди Карамона начал зарождаться боевой клич.

— Моя магия может уничтожить его! — запротестовал Рейстлин, когда Карамон осторожно уложил его на пол. Это было ложью. Рейстлину бы не хватило сил даже на то, чтобы вытащить кролика из шляпы. Но он скорее умер бы, чем увидел, как Карамон сражается вместо него, особенно со стариком. Рейстлин заключил сделку и извлек из нее выгоду, теперь он должен был расплатиться.

— Уйди с моего пути, Карамон!

Карамон не ответил. Он приблизился к Фистандантилусу, загородив обзор Рейстлину.

Рейстлин оперся руками о стену. Хватаясь за камни и облокачиваясь на них, он поднялся, хотя колени у него дрожали. Он собирался крикнуть, предупредить брата. Он раскрыл рот, но не издал ни звука. Желание предупредить погибло под волной изумления и недоверия.

Карамон бросил свое оружие. Теперь вместо меча он держал янтарную палочку, а в другой руке сжимал клочок меха. Он потер мехом об янтарь и начал выпевать магические слова. Из янтаря вылетела молния, зигзагом пролетела по коридору и ударила в голову Фистандантилуса.

Голова рассмеялась и начала приближаться к Карамону. Он не дрогнул, продолжал держать руки поднятыми. Он снова пропел заклинание. Сверкнула синяя молния.

Голова старика взорвалась в голубом пламени. Откуда–то издалека, с другой плоскости реальности донесся высокий крик ярости, но быстро утих.

Коридор был пуст.

— Теперь мы выберемся отсюда, — удовлетворенно сказал Карамон. Он запихнул палочку и мех в сумку, пристегнутую к поясу. — Дверь вон там, прямо перед нами.