Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов

а внебрачные идеи, рождавшиеся из этих контактов, в Кремле старались по возможности не рекламировать. И лишь после несостоявшейся революции 2011–2013 годов стеснительность была отброшена. Русская власть, с начала 1990-х искавшая массовую идеологию, вдруг поняла, что все это время ходила ногами по золотому песку. Ничего создавать не надо, все есть в практически готовом виде, и Кремль бережно собрал втоптанных в грязь «русских евразийцев», отмыл, причесал и вывел в князи.

Эффект превзошел все самые смелые ожидания. Имея на самом деле глубокие корни в русской духовной культуре (не менее глубокие, чем западничество), православно-славянофильская мантра мощно «зашла» истерзанному десятилетиями неустроенности, развращенному насилием и так и не оправившемуся от шока, произведенного мгновенным коллапсом империи, народу. Русское евразийство в его самой декадентской, доведенной до абсурда версии шагнуло прямо из подполья в «Лужники».

При первом столкновении с новой идеологией Кремля возникает чувство интеллектуальной неловкости – настолько этот продукт кажется сырым набором алогизмов. Но когда глаз привыкает к темноте, начинаешь различать вполне узнаваемые и отнюдь не новые конструктивные элементы, позволяющие классифицировать этот концепт как одну из латентных разновидностей «расовых теорий».

Превосходство русской нации. Как и в большинстве других подобных теорий, в основании лежит гипертрофированное представление о роли и значении русской нации, которой придаются черты уникального и не имеющего себе равных субъекта истории. Этот тезис имеет два вектора – внутренний и внешний. Внутренний вектор предполагает признание безусловного приоритета нации над личностью. Внешний – признание безусловного превосходства русской нации над всеми другими нациями и народами. В наиболее трагикомической форме этот тезис нашел выражение в словах Мединского, одного из главных придворных идеологов, о наличии у русских дополнительной хромосомы.

Неполноценность других наций. Одним из краеугольных камней новой идеологии является тезис, что только русская нация способна на создание полноценного суверенного государства. Основной массе других наций Кремль в этой способности отказывает, так как рассматривает их не более чем «прокси» США, обладающих ограниченным суверенитетом. Особенно неполноценной с этой точки зрения является Украина, государственность которой, по мнению Кремля, искусственна и существует исключительно благодаря внешней поддержке.

Наличие естественного врага. По мнению кремлевских идеологов, у русской нации есть кровный враг – англосаксы. Как и положено мифическому врагу, англосаксы есть категория мифическая. Если имелись в виду современные британцы и их дериватив – американцы, то это все-таки норманны, в свое время рассеявшие и ассимилировавшие англосаксов, но кого интересуют такие детали. Чем менее реальны англосаксы, тем более они удобны в качестве естественного врага.

Их проекцией внутри России является «пятая колонна», которая теперь превращена из категории политической в категорию этнокультурную, – это все те, кто ментально близок англосаксам. Главные приспешники англосаксов сейчас ситуационно украинцы, но это чисто функциональное решение, и на этом месте может быть любой.

Украина как святой Грааль. Вслед за Солженицыным и другими евразийцами Кремль придает особое мифическое значение контролю Украины. Тезис о невозможности существования русской империи, если в ее составе нет Украины, никем никогда рационально не обоснованный, принимается в качестве безусловной аксиомы и является основополагающим во всех геополитических построениях Кремля. Украина в его понимании стóит и мессы, и «спецоперации», которую можно устроить в центре Европы в качестве последнего и решительного боя.

Право на войну. Наличие священной цели является самодостаточным оправданием для войны как средства достижения этой цели. К этому примешиваются ницшеанские мотивы, отдающие изрядной достоевщиной – тварь ли я дрожащая или право имею? В представлении Кремля «могу» значит и «право имею», и «должен». Новая идеология в этом смысле является апофеозом того культа силы, который годами был внутренней религией питерского клана. Милитаризм новой идеологии – это не необходимость, а проявление сущности.

Представление о нормальности войны. Реабилитация войны вообще не только как возможного, но и как наиболее эффективного инструмента достижения внешнеполитических целей является естественным продолжением философии насилия. Апокалиптическое и мифологическое представление, что война все равно неотвратима, так как ее развяжут США с целью предотвратить свое неизбежное финансовое и нравственное банкротство, подстегивает собственный милитаризм и стремление начать первыми с целью получения иллюзорных преимуществ.

Тотальная пропаганда. Оглушительный успех милитаристской пропаганды, который сегодня наблюдается от Москвы до самых до окраин, является отнюдь не случайным и не сиюминутным. Он стал возможным благодаря тому, что Кремль действительно приобрел в свое распоряжение полноценное и совершенное «идеологическое оружие массового поражения». Идеология русского гипернационализма смогла объединить кремлевские элиты не внешним, а внутренним образом, не страхом, а верой. Полагаю, что значительная часть окружения президента реально поражена этим вирусом, и то, что мы наблюдаем, не притворство, не цинизм, а своего рода коллективный экстаз членов полурелигиозного ордена.

При этом вовсе не обязательно, чтобы все верили одинаково примитивно, в той карикатурной форме, которую придают этой ереси соловьевы и киселевы. Это может быть и весьма утонченная философия. Эта новая идеология в дальнейшем будет иметь при принятии политических решений все большее значение, а индивидуальные различия и интересы отдельных вождей, – напротив, все меньшее. Соответственно, воинственность и агрессивность режима будет только возрастать. Он будет стремиться заполнить собой все пространства, которые обстоятельства оставят для него свободными, пока не упрется в другую силу, которую он не в состоянии преодолеть.

В середине 1990-х легендарные «старики» Заславская и Шанин устраивали в Москве модные среди интеллигенции сходки под слоганом «Куда идет Россия?». Я на них с завидным постоянством предупреждал, что идет она совсем не туда, куда присутствующим хотелось бы, и что кончится это все новым СССР. Сегодня, когда Россия наконец дошла именно туда, куда я предполагал, на повестке дня стоит другой вопрос: можно ли ее оттуда вернуть? Откровенно говоря, успешных примеров добровольного возвращения с этого «почтового адреса» то ли на три, то ли на шесть букв в обозримом историческом прошлом не много, да и возвращали в основном, привязав тросом к чужому танку.

Но есть и хорошие новости. Состояние, в которое введено сегодня российское общество, конечно. Мы наблюдаем эмоциональное сгорание, которое не может быть вечным. Дальше есть два сценария, как сделать из этого факела вечный огонь, но оба они к сегодняшней России плохо прикладываются.

Первый позволяет гореть, подпитываясь чужим ресурсом, – вариант Северной Кореи при Китае – но столько Китаю не выпить. Второй позволяет согреваться, сжигая себя по частям, – вариант сталинской модернизации за счет пущенного в расход русского крестьянства, которого хватило на полвека, – но проблема в том, что всех крестьян уже ограбили сто лет назад и больше в России массово грабить некого.

Остается одна опция: довольно быстро (от нескольких месяцев до нескольких лет) сгореть на этом костре «холодной» гражданской войны и выпасть в осадок пеплом тлеющей гражданской апатии. Не берусь предсказать, как именно будет погребен режим под этим пеплом, но рассматриваю именно этот сценарий как базовый в среднесрочной перспективе. При этом я выношу за скобки вопрос о ядерном пепле, который сыплется из кремлевского телевизора. Конечно, если кто-то хочет коллективно самоубиться, то этому трудно помешать, но самоубийцы не строят дворцы.

В практической области перед нами уже сегодня стоит вопрос, как мы будем размагничивать Россию, когда новоявленные сектанты оставят Кремль в покое. Главный вывод, который напрашивается по горячим следам, состоит в следующем. Как бы ни были омерзительны «русские типы», но «русские идеи» выглядят еще страшнее. Русские люди живут внутри тоталитарной матрицы, воспроизводящей себя из эпохи в эпоху. Русские идеи эту матрицу создают. Много копий было сломано вокруг так и не состоявшейся в России люстрации прошедших 1990-х, и еще больше будет сломано вокруг предстоящей люстрации 2030-х (а может быть, уже и 2020-х). Я не знаю, насколько