Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов

соответствующим приращением культуры. Напротив, парадоксальным образом повышение общего образовательного уровня шло рука об руку со снижением общего культурного уровня – академик-жлоб и кочегар-интеллигент стали обыденным явлением. Сочетание технической изощренности ума с гуманитарным примитивизмом распространено повсеместно.

Фундаментальной чертой крестьянского сознания, с моей точки зрения, является неспособность к политическому действию. Объясняется это достаточно просто. Политическое действие есть функция экономического интереса, а интерес есть, в свою очередь, осознанная потребность. С потребностями у образованных крестьян все обстояло хорошо, а вот с их осознанием – плохо. Потому что крестьянин растворен в своих потребностях, он не может от них оторваться, не может правильно расставить приоритеты, не может пожертвовать чем-то несущественным и сиюминутным ради существенного и перспективного, а значит, не может планировать дальше чем на один день. А все из-за того, что начисто лишен каких-либо идей.

В конечном счете большевистская революция оказалась крестьянской революцией. Ленин стоит в одном ряду с Болотниковым, Разиным и Пугачевым. Вообще, крестьянская революция ни победить, ни тем более удержать власть не может из-за аполитичности крестьянства. Но в России произошло небывалое – она победила. Случилось это потому, что на нее сверху был надет идеологический «экзоскелет» русского коммунизма. Пока этот искусственный каркас не рассыпался (а его хватило на семьдесят лет), реинкарнация «пугачевской республики» держалась на плаву. А вот когда он истлел, «пугачевская республика» тут же дегенерировала в то, чем только и может быть по определению, – в анархическое криминальное царство, своего рода необъятную «Запорожскую Сечь». С одной разве что поправкой: к этому моменту она уже обладала ядерным оружием и невиданным для такого рода социокультурных образований остаточным техническим потенциалом.

Путин – настоящий крестьянский атаман. Он правит не русским миром, а вместе с русским миром, он – его органическая часть. Русский мир подмял Путина под себя и раздавил – никто уже не помнит, каким он был в самом начале. В XVII веке он, безусловно, стал бы частью народного эпоса. Но для XXI века и он, и его «криминальное крестьянское царство» выглядят явным анахронизмом. Несмотря на свой устрашающий вид, самозваная крестьянская империя Владимира Путина является очень неустойчивым социальным и политическим образованием.

Парадоксальным образом главная причина ее нестабильности, являющаяся одновременно и главной причиной, обеспечивающей ее жизнеспособность, – дистрофия культуры. В современной России вообще нет элиты в строгом смысле этого слова и поэтому нет драйверов развития, позволяющих русскому обществу адаптироваться к меняющимся условиям существования. Посткоммунистическая империя как инерционная игрушечная машинка: едет, пока не кончился завод или пока кто-нибудь не остановит. Пока дорога относительно свободна, все выглядит очень серьезно и даже устрашающе (разгоняется, рычит и брызжет искрами). Но как только уткнулась в препятствие – встала и, пожужжав, затихла.

Тут самое время вспомнить другого Владимира с его крылатой фразой о гнилой стене, в которую стоит только ткнуть – и она развалится. Проблема не в том, что посткоммунистический реставрационный режим силен. Здесь, как в столкновении конкистадоров с индейцами, одного небольшого, но хорошо организованного отряда достаточно, чтобы прекратить жизнь какого-нибудь «вечного царства» инков. Пугачевское восстание закончилось, когда из Польши было отозвано несколько частей регулярной армии и Суворов. Проблема в том, что нет пока никакого хорошо организованного отряда – вокруг в основном такие же крестьяне, только с другими лозунгами. Режим будет существовать до тех пор, пока не проснется самосознание предпринимательского класса и он не сделает свой не столько политический, сколько культурный выбор в пользу новой парадигмы. России нужен свой Кромвель; когда он появится, криминальная империя бывших «советских людей» погибнет в считаные дни.

Чтобы вырвать Россию из криминального болота и навязать ей новую культурную парадигму, будущий «русский Кромвель» как минимум должен прийти к власти, поэтому революция является conditio sine qua nоn, непременным условием декриминализации России. Но одной революцией дело очевидно не обойдется. Процесс разложения зашел так далеко, что на возвращение к «исторической норме» потребуются годы и, может быть, десятилетия. Помимо «политической хирургии» в борьбе с криминально-государственным новообразованием, придется прибегнуть к «политической химиотерапии» – комплексу мер, направленных на подавление криминальных точек роста.

Криминальный порядок прочно укоренен в социальном и культурном строе современной России. Он не навязан ей врагами и не упал с Луны. Политический крах режима не приведет автоматически к иссечению опутавшей страну криминальной паутины. Новой власти придется поэтому не только и не столько заниматься конструированием «будущего» (чего все ожидают), сколько осуществлять подавление ожесточенного сопротивления «прошлого». Предстоящая борьба будет сродни гражданской войне, так как три десятилетия жизни в условиях криминальной анархии пробудили у русского народа привычки, от которых ему очень нелегко будет отказаться. Эта та суровая реальность, от которой сегодня все пророки русской свободы предпочитают стыдливо отводить глаза. Не только последовательно проводить в полном объеме демократические преобразования, но просто придерживаться тенденции демократизации в этих условиях будет очень непросто. Криминал будет первым, кто воспользуется любыми демократическими реформами в своих интересах. Политика люстрации, нацеленная на адресное поражение в правах лиц, связанных со старым режимом и с криминальным сообществом, при таких обстоятельствах представляется меньшим злом как с политической, так и с гуманистической точки зрения.

Люстрация – неоднозначное средство, имеющее множество побочных эффектов, опасения перед которым заставили отказаться от нее в начале 90-х годов прошлого века. Последствия этого отказа сегодня видятся скорее негативными, чем позитивными. Но для будущей России, где развернется глобальная «война матриц», выбор будет крайне невелик: или люстрация с шансом сохранить демократическую природу власти и пройти между Сциллой реставрации и Харибдой перерождения революции, или террор с неизбежным свертыванием демократии и заходом в окончательный исторический тупик.

Люстрация – это способ избежать террора, ограничившись точечными поражениями в правах. Она позволит подавить активность злокачественной культурной матрицы на время, необходимое для развертывания новой матрицы и восполнения культурного иммунодефицита, а значит, даст возможность осуществить декриминализацию российского общества в щадящем режиме и с меньшими эксцессами. Как и приватизация, люстрация хороша или плоха не сама по себе, а в зависимости от качества исполнения, поэтому, вместо того чтобы спорить о пользе и вреде люстрации, лучше начать спорить о принципах и механизмах ее реализации. Криминал – главный враг русского народа и главная угроза существованию русской культуры. Это враг более изощренный и опасный, чем коррумпированная власть, но менее очевидный. Криминал – реальный хозяин современной России и основной спонсор авторитарного режима. Россия прошла стадию, когда чиновники покрывали воров, теперь воры помыкают чиновниками. Огромный поток новых эмпирических данных, снежным комом нависающий над отечественной аналитикой, которая бегает от них, как черт от ладана, чтобы только не делать никаких обобщающих выводов, наглядно и однозначно показывает, что центры принятия экономических и политических решений смещаются из публичной сферы в ту глубокую тень, где обсуждения проходят не на «сессиях», а на «сходках».

Бороться за политическую и экономическую свободу и не бороться с засильем криминала – значит пытаться отрубить щупальца спрута, не трогая самого спрута. У России есть шанс выйти достойно и из этого неимоверно тяжелого положения. Но для этого ей нужно осуществить не просто политическую, а социальную и культурную революцию. Россию ждут не годы, а десятилетия суровой борьбы. Сценарий «свобода нас встретит радостно у входа» очевидно является нерабочим. Наивно полагать, что достаточно обрушить режим, чтобы все сразу встало на свои места. Россия как тяжелораненый: придя в себя, она еще долго будет на инвалидности. Бывают ситуации, когда болеть проще, чем лечиться. Выздоровление будет долгим и потребует напряжения всех духовных и физических сил формирующейся нации. Но дорогу осилит идущий – а того, кто стоит, закапывают на обочине истории.