Церемонии - Т.Э.Д. Клайн

Даже с расстояния в несколько футов его можно принять за очень большую кротовину; невысокая груда земли, палок и листвы, возможно, слишком симметрична для естественного образования, но не настолько заметна, чтобы привлечь внимание. Если бы не кольцо камешков, которые окружают его как ряд крохотных менгиров, – этакий Стоунхендж для детишек, – никто и не догадался бы, что на самом деле это алтарь. И хотя он был возведен всего неделю назад, на нем уже произошло множество жертвоприношений.

Только оказавшись совсем рядом, можно разглядеть сложные узоры на земляных склонах: круги в кругах, выложенные блестящими крыльями насекомых. И даже тогда только очень внимательный наблюдатель заметит выступающие из земли белые и желтые острия и не упустит из виду самую интересную деталь конструкции. Под слоем грязи скрывается пирамида из плотно уложенных друг на друга крошечных черепов.

Все они теперь пусты. Острые когти, не приспособленные для такой тонкой работы, и язык, которому она пришлась по вкусу, очистили их от плоти. Основание и сердцевина пирамиды сложены из мышиных черепов – желтые резцы, громадные глазницы, крошечный мозговой отдел. Пирамиду венчают три новых приобретения, больших, примитивных и клювастых.

* * *

Тихая ночь. После ужина мы сделали попкорн и устроились в гостиной с включенным радио – смотрели, как играют кошки, и слушали какую-то станцию из Пенсильвании, которая передает безумную мешанину из кантри и библейских гимнов. Мне не особенно нравится ни то, ни другое, но этим вечером такая музыка была как будто кстати. С ней примерно как с готикой, которую я сейчас читаю: она либо нравится, либо нет, только и всего.

Снаружи, слава богу, теперь тихо. Надоело внимать передвижениям любой живности, которая решит прогуляться у меня под окнами. Взялся за «Веселый уголок» Джеймса; как всегда, безумно муторное произведение. (Кембриджский М. Р. Джеймс писал куда живее. Почему он не пользуется такой популярностью?)

Обычно от такого чтения быстро начинает тянуть в сон, но у меня снова заложен нос, и мне трудно дышать, лежа на спине. Раньше всегда становилось легче, как только я уходил из дома и возвращался к себе. За последний час я уже раз десять пользовался своим спреем для носа, но уже через несколько минут начинал чихать, так что приходилось браться за него снова. Хотел почитать еще что-нибудь Г. Джеймса, чтобы уже покончить с ним, но начали чесаться и слезиться глаза.

Наверное, из-за плесени. Эта дрянь ползет все выше по стене темной зеленоватой полосой. Надо будет завтра же взять мокрую тряпку и хорошенько тут все протереть. И подрезать плющ, который опять разросся по стене снаружи. Он снова начинает заслонять свет. Если тянуть слишком долго, скоро вообще не смогу открыть дверь.

* * *

Оно молча наблюдает со шкафа в углу; под серо-стальным мехом канатами напрягаются мышцы. Глаза существа сужены и сосредоточенно следят за всем вокруг, не упуская ни малейшей детали. Длинные изогнутые когти выскальзывают наружу, как стилеты. Существо готово к прыжку, оно замирает абсолютно неподвижно, лишь изредка подергивается кончик хвоста. Оно ждет подходящего момента.

Под ним на расстоянии прыжка сидит, сгорбившись над столом, мужчина, полностью погруженный в работу; в тишине отлично слышно его натужное дыхание. Рядом вокруг лампы кружат несколько комаров и крохотный зеленый мотылек. Тело мужчины выглядит мягким, белым и податливым, как личинки, которых существо принесло в жертву этим утром. Но когда в его плоть вонзятся когти, белое сменится красным.

* * *

Прыгай! – безмолвно кричит он. Почему существо не нападает?

В квартире невыносимо душно. Все занавески задвинуты, окна закрыты, крохотная спальня надежно запечатана. Старик, преображенный глубоким трансом, лежит на постели. Он изможден, простыни под ним промокли от пота, мочи и янтарной жидкости, что сочится из приоткрытых полных губ. Широко распахнутые глаза слепо смотрят в потолок – и видят все. Тело Старика извивается и подергивается на грязных, измятых простынях. В мозгу пульсирует ярость. Белая церемония завершена. Зеленая тоже осталась позади – он провел ее с высочайшей точностью, именно так, как приказал Хозяин. Произнес необходимые слова, сделал положенные знаки. Нужные силы выпущены на свободу. Сын просыпается…

Существу настало время действовать.

* * *

Алтарь оказался отвратительным и большим. Куда больше, чем она ожидала. Даже собаки, которые бросились было обнюхивать грязные черепа, теперь старались держаться подальше. Вдова привязала их неподалеку, к одному из корней громадного упавшего дерева. Она слышала, как животные пугливо переминаются и время от времени издают негромкий горловой рык.

Миссис Порот схватила тяжелую ветку и прищурившись вгляделась в луну через прореху между кронами деревьев. Женщина смертельно устала, после долгих часов борьбы со своевольными псами руки у нее онемели, а ладони и пальцы покрылись мозолями от веревок. Она с ужасом думала о том, как будет возвращаться в темноте.

Женщина заставила себя расслабиться. Вглядываясь в небо, освободила разум.

Момент настал. Собаки притихли. Подняв тяжелую ветку, пробормотала короткую молитву и опустила деревяшку на чернеющее перед ней вздутие. Раздался хруст, как будто кто-то раздавил фарфоровый сервиз, и ветка погрузилась в осыпающийся холм. Женщина замахнулась еще раз и нанесла второй удар. Она смутно различала сыплющиеся к ее ногам белые черепа.

Еще несколько минут миссис Порот сосредоточенно разбрасывала комья земли, пока на месте алтаря не осталось лишь неровное возвышение. В последний раз подняв ветку, она раскидала оставшиеся крошечные черепа и растоптала их в пыль.

* * *

Существо не моргает, ни один мускул не двигается. Оно наблюдает. Оно чувствует, что ожидание почти подошло к концу.

Внезапно мужчина прекращает писать, достает из кармана квадратик белой ткани, сморкается и негромко матерится. Потом с мерзким скрежетом металла отодвигает стул и встает. Зевает и выключает лампу.

Существо на шкафу вздрагивает и подается вперед на долю дюйма. Момент настал: мужчина ослеплен темнотой, но оно все отлично видит. Существо готовится, напрягает мышцы, выгибается для прыжка…

И внезапно замирает. Что-то его сдерживает. Что-то новое. Незнакомая прежде осторожная нотка, смутное ощущение, что даже теперь ему недостает сил, как будто сам их источник стал ненадежным. Мужчина мягок, но вместе с тем огромен. Он мучительно, вызывающе уязвим, но все равно есть самая крошечная опасность, что, если попытаться избавиться от него этим вечером, ничего не выйдет. Даже такой риск слишком велик. Слишком уж важна цель.

Существо наблюдает, как мужчина на ощупь готовится ко сну. Через несколько минут он уже спит, его дыхание становится медленным и громким.

Существо беззвучно спрыгивает на пол: четыре лапы с кожистыми подушечками сгибаются, смягчая удар. Отупевшее во сне лицо мужчины оказывается в каких-то дюймах от его когтей. Как приятно будет порвать эту физиономию в клочья, когда придет время.