Вирусолог: цена ошибки - Александр Чепурнов

Летом Байкал совсем другой. Вот он спокойный, может, чуть игривый. Приятно покататься на весельной лодочке. Ласковое солнце, прохлада от воды. Дно как будто совсем рядом: сталагмиты губок, стайки рыбок, камни. Не верится, что под тобой уже десять, двадцать, тридцать метров. Но отплывать от берега опасно. В любой момент может начаться и стремительно разрастись долинный ветер, и он уже не даст зазевавшемуся лодочнику вернуться к берегу. Эти ветра называют по имени рек, и многие печально знамениты: Баргузин, Култук, Сарма. Если при первых признаках немедленно не вернуться или быть далеко от берега, надежды немного. А если разыграется шторм, мало не покажется и кораблю.

Зато ночью, в грозу, с берега это зрелище огромной эмоциональной силы. Толстенные – нигде в мире не бывает таких – молнии, вонзающиеся в бушующее озеро, тяжелые валы, обрушивающиеся на берег. Ревущая под напором ветра тайга. Кажется, весь мир сотрясается и сейчас разлетится на кусочки. Вселенская катастрофа. А наутро умытое ласковое солнышко, лазоревая вода, чуть шумит ветерок в кронах деревьев. Щебетание птиц и воздух, напоенный ароматом тайги.

Алексея разбудил звук открываемой гермодвери. Смотри-ка, на таком нерве, а все же уснул… Наверное, мозг отключился, чтобы от перенапряжения крыша не поехала. Тяжеловато. Только отвлечешься, и тут же острая мысль пронзает мозг, бросает в пот, и в промежности все сжимается.

Сделав виноватое лицо, Барменталь заглянул в бокс:

– Извини, разбудил. Хотел с тобой посоветоваться. Бюрократы наши не дремлют, страхуют свой зад. Одолели меня бумажками по готовности к тем или иным мероприятиям. Вот сейчас им подай готовность к заключительной дезинфекции. Как они выразились, «в случае непредвиденного развития событий». Видишь, как далеко мы шагнули. Стараемся быть готовыми к непредвиденному. В общем, я знаю, ты на этом собаку съел. Подскажи, что и как, да я побегу отпишусь. А, еще! Какая-то совершенно идиотская телефонограмма пришла: проверить целостность полов. Что бы это значило? Ты что-нибудь понимаешь?

– Легко. Садись, мой друг, представь, что я налил тебе чашечку кофе и угостил ароматной папироской. Прослушай радиоповесть из цикла «Как мы начинали работать», и ты все поймешь и легко отпишешься, да и я отвлекусь. А дело было так.

Корпус никак не мог приступить к работе. Комиссия за комиссией находила все новые недочеты. То спецодежды не хватает, то кастрюли не подписаны, то трубы вентиляции не помыты. Когда наконец и трубы помыли, и корпус привели в идеальное состояние, стало ясно, что работать нельзя до тех пор, пока не поменяем полы. Полы-то сделали зеки[23] методом заливки эпоксидной смолой, и они почему-то в некоторых местах лопались и вставали дыбом, как торосы на Байкале. Их вырубали, это место заливали, а через неделю сталкивались с таким же явлением где-нибудь неподалеку. В общем, стало ясно, что эти полы не держатся, и было решено их быстренько содрать и сделать по другой технологии. Заказали скребки и топоры и приступили к работе. По тому, как полы вставали дыбом, полагали, что эпоксидное покрытие везде будет так отваливаться и замену можно будет провести в сжатые сроки. Мы начали действовать, но не тут-то было. В большинстве мест эпоксидка стояла насмерть, зубами не оторвешь, топором не отрубишь. Стало ясно, что своими силами за год не управиться, но и зеков назад не приведешь: все заборы и рубежи охраны уже ликвидированы. Впрочем, думали недолго. Через два дня народные умельцы придумали накладывать на пол дерюжную тряпку и наливать на нее жидкий азот. Эпоксидка не выдерживала такого перепада температур, трескалась и скукоживалась, как иссохшая земля пустыни. Оставалось пихлом[24] соскрести ее с пола и переходить к следующему участку. Азот потек рекой. У молодых ученых, кайливших куски эпоксидки, не поддававшиеся даже азоту (были и такие), кружились головы от недостатка кислорода, вытесняемого испаряющимся газом. Но через три месяца корпус стоял с новыми полами.

Кстати, в одном из боксов мне попался жуткий кусок. Пол был изначально сделан неровно, и при заливке эпоксидкой образовался толстый слой, сантиметров пять-шесть. Азот его не брал совершенно, а топор откалывал маленькими кусочками. Намахавшись ломом до изнеможения, я обессиленно облокотился на него, почти повис. В это время в комнату вбежал один из кураторов центра, лауреат всяческих премий, блестящий ученый и, по слухам, целый генерал, мужчина высокого роста и явно неслабой комплекции. Мгновенно, но своеобразно оценив ситуацию, он выхватил у меня лом и, приговаривая: «Теперь ясно, почему вы так долго со всем этим возитесь. Конечно, если по сантиметру отковыривать, можно год проковыряться», начал профессионально бить изо всех своих нерастраченных сил, пытаясь сразу отколоть большой кусок эпоксидки. Ну, думаю, сейчас отхватит кусок и скажет, дескать, вот как надо. Ну да ничего, зато подмога-то какая. Долбить меньше. Однако эпоксидка стояла за меня насмерть, и, ударив в нее раз десять без видимых последствий, побежденный визитер, ни слова не говоря, вернул лом и ретировался.

Но вот полы сделаны, трубы в очередной раз помыты, посуда расставлена, халаты развешены, и все комиссии отбиты. Как-то буднично, еще не веря, что наконец начинаем работы, открыли ампулы, заразили первых животных. Первые дни и даже недели народа в грязной зоне было мало, в работу входили постепенно, все не могли поверить, что началось. Экстремизм медсестер, в первые дни проводивших полный медосмотр вплоть до пальпации паховых узлов, отпугивал народ, но через несколько дней все устаканилось, а логика биологического эксперимента такова, что, сделав первое движение (заражение или начало другого процесса), остановиться уже невозможно. Надо идти все дальше и дальше. И через месяц помещения уже гудели, как растревоженный улей.

Но вот первый цикл работ закончен. Корпус надо выводить на профилактический ремонт, а как это делать, никто не знает. Как его обработать, чтобы не заразить техников, которые придут сюда? Как проверить качество дезинфекции? Как дезинфицировать скрытые полости?

Все пришлось разрабатывать на ходу. Первый шаг очевиден: помыть все с хлорамином. А дальше? Дальше один из сотрудников вспомнил, что мелкодисперсный аэрозоль подчиняется законам распространения газа, а значит, в сторону меньшей концентрации. Сделали мощные распылители аэрозоля хлорамина и, вооружившись своеобразными ружьями, обработали все помещения. Все равно нет уверенности. Другой сотрудник рассказал, как избавлялись от обремененности посторонней споровой микрофлорой на микробиологическом производстве, используя газообразный формальдегид – его получали, подсыпая марганцовку в ведра с формалином. Собрали команду волонтеров с базовой военно-химической подготовкой, одели в защитные химические костюмы и противогазы. Расставили емкости с формалином и насыпали туда по жменьке марганцовки. Из емкостей валил формалиновый туман, но противогазы выдерживали один-два часа, если не задерживаться над кастрюлей. Предварительно везде развесили маленькие тряпочки, смоченные раствором, содержащим специальную бактерию. При прорастании ее очень легко отличить от других – на питательной среде она дает колонии красного цвета. При успешной формалиновой обработке бактерия на всех тряпочках погибнет. В общем, все проформалинили, остановили вентиляцию и оставили все на сутки. На следующий день включили вентиляцию, и мы с сотрудниками пошли снимать тряпочки для проверки. Вентиляция уже работала, но запах довольно сильно ощущался. Поэтому, устав от противогазов, но не желая травиться остатками формалина, собрав все тесты, мы сели в одной из комнат. Надев пневмокуртки[25] вместо противогазов, начали засевать смывы с тестов на плотную питательную среду. В это время одна умная голова вспомнила, что формалин нейтрализуется аммиаком, и решила ускорить процесс деформалинизации. По комнатам прошли люди в костюмах и противогазах и расплескали по полу аммиак. Зашли и в комнату, где работали мы, плеснули на пол аммиак из бутылки и двинулись дальше. Я помахал им пипеткой, не подумав, что этими жестами подписал нам смертный приговор, ведь аммиак пробивает фильтрующую способность противогазовой коробки за считаные минуты. Однако напор воздуха в пневмокуртках был достаточно сильным, и никто ничего не заметил. Спасло то, что в это время на усиление к ним пришла еще одна сотрудница. Войдя в комнату и увидев, что все работают в пневмокуртках, она быстро сняла противогаз и, надев куртку, присоединилась к остальным. При этом она сказала, что, когда надела противогаз и пошла к нам, все было нормально, но, пока дошла, стало тяжело дышать и появился резкий запах. В армии я служил в батальоне химической защиты и, приученный не только бегать в противогазе, но и спать, сначала отнес сказанное к нетренированности. Но когда группа закончила работу и собралась уходить, подумал, что аммиак может иметь высокий коэффициент проникновения через обычную коробку – именно это и могла заметить сотрудница. Поэтому, прежде чем группа начала надевать противогазы для выхода из зоны обработки, я надел свой противогаз и несколько минут дышал в нем. Все было нормально, и я уже собирался дать команду об общем переодевании и выходе, как вдруг почувствовал стремительно нараставший резкий запах аммиака. Через минуту находиться в противогазе было уже невозможно. Я сорвал его и снова надел пневмокуртку. Делать нечего: взял у двоих противогазы и, надев один из них, рванул к выходу из зоны. Штатная противогазная коробка позволила мне добежать до выхода. Отсюда по телефону затребовал несколько свежих противогазов. Обратно нес каждому по противогазу и пару себе: один на дорогу туда и один обратно. Расчет подтвердился: одного противогаза в обрез хватило добежать до ждавшей команды. На всем пути за запасными противогазами и обратно к команде в конце пути ощущал сильный аммиачный запах: еще несколько секунд, и потерял бы сознание. Вернувшись к сотрудникам, сорвал противогаз и нырнул в пневмошлем. Переведя дух, проинструктировал сотрудников о том, что выходим все вместе, резерва времени нет, противогазы тоже все надевают одновременно. Двигаемся вместе, не упуская друг друга из виду. Если кто-нибудь теряет сознание и начинает падать – подхватывать под руки и выносить.