Вирусолог: цена ошибки - Александр Чепурнов

Это предупреждение оказалось очень своевременным. Метров за тридцать до гермодвери у одной из сотрудниц стали подгибаться колени, но, поскольку все были настороже, ее подхватили под руки и, не снимая противогаза, вытащили за гермодвери. Здесь все сорвали противогазы, история закончилась благополучно.

Вот тебе и вся повесть. За полы не волнуйся – эти не лопаются. Напиши, что проверил заливкой десятью сантиметрами воды: все хорошо, протечек нет.

– Каких протечек?

– Ну это такой способ проверки. Залить пол водой на толщину десять сантиметров и на следующий день посмотреть с нижнего этажа, не протекло ли.

– И что это дает?

– А это нужно спросить у того, кто это придумал. Мотивация – вдруг прорыв – и вирус, которым, видимо, по мнению такого умника, толстым слоем намазан пол, протечет вниз. Представляешь? Я говорю: посчитайте. Даже если в это количество воды вылить бутыль с вирусом, разведение получится такое, что заразиться невозможно. Не хотят считать. В общем, все как положено в России. Проще обмануть, чем убедить. И с заключительной дезинфекцией все легко. Закажи им марганцовку с формалином и пропиши последовательность действий на полстранички, а потом ложись спать.

– Это зачем?

– Знаешь, когда у меня родилась дочь, я поделился радостью с приятелем, а он мне говорит. «Ты не радостью делись, а беги быстрей, ложись спать и спи, пока жену с ребенком из больницы не выпишут, потому что потом спать придется только урывками». Вот так и у нас с тобой может быть. Так что давай иди, копи силы, как крокодил.

Барменталь ушел отписываться, а Алексей опять попытался читать книгу, но сосредоточиться так и не смог. Эти дурацкие испытания полов. Почему невозможно никого убедить расчетами? Вот взять простую вещь. Некто написал в мемуарах: вот, дескать, произвели десятки тонн рецептуры натуральной оспы. И все давай цитировать. А если просто посчитать, что-то не получается. Стандартная ферментерная линия по культивированию клеток животных и вирусов представляет собой последовательно возрастающую в объеме ферментеров линейку от однолитрового до 650-литрового. То есть, начав разгонять культуру клеток в однолитровом ферментере, через день переведем полученное количество в пятилитровый, добавим среды, подростим денек, переведем в десятилитровый, через два дня перейдем на 30 или 50. В общем, через две недели получим 650 литров и, заразив это хозяйство вирусом, еще через два дня будем иметь 650 литров суспензии натуральной оспы. Но хранить этот продукт просто так нельзя: вирус инактивируется. Поэтому, если не выливать сразу это кому-нибудь на голову, надо сушить, смешивать с протекторами и носителями, перемалывать на специальной мельнице и закладывать на хранение. А получится из всего этого примерно полкилограмма рецептуры. Значит, три недели работы и полкило на выходе. Даже если подключить несколько линий и запускать ферментеры повторно еженедельно, надо провести 2000 циклов, чтобы наработать хотя бы тонну. Это сколько лет работать? Сорок? Конечно, на ветеринарных заводах есть и многотонные ферментеры, и распылительные сушилки, но такую наработку ни секретно, ни безаварийно не сделаешь. На такое только в военных условиях можно пойти. Но даже десятикубовый ферментер позволит наработать лишь полтонны в год при идеальных условиях.

Слегка побрюзжав про себя, Алексей перешел к подсчету слонов, но заснуть не смог: очень уж слоны были живописны. Алексей перешел к овцам, но все оказалось еще хуже. Сначала считать мешала овечка Долли. Потом вспомнилось, что пастухи (в Монголии Алексей убедился в этом самолично), ничего не считая, а лишь взглянув на огромную отару, знают, все на месте или парочка потерялась. В общем, мешало образное мышление, и лучше всего было попытаться ни о чем не думать.

Бархан. Цепочка следов на песке. Как в кино про басмачей. Но у Алексея не было ощущения ни что он Сухов, ни что он Абдулла. Нет, это был именно он. Упорно забирался на высоченный бархан и, перевалив через гребень, спускался к подножию следующего. Набившийся в ботинки песок с каждым шагом уплотнялся, создавая ощущение гипсовых лангетов. Огромная усталость. Жажда. Жажда? Нет, жажды не было, как не было с собой и фляжки. Странно как-то.

Но вот, поднявшись на гребень очередного бархана, Алексей увидел… тайгу. Да, перед ним лежали еще три бархана, один меньше другого.

Последний вообще был небольшим бугорком, поросшим травой и даже корявыми лиственницами. А дальше начиналось буйство зелени, по-северному не очень разнообразное, но изобильное. Как-то естественно, как это и бывает во сне, Алексей понял: это Чара[26]. Ну конечно, это Чара. Только здесь и нигде больше среди дикой северной тайги есть огромное пятно настоящей пустыни с барханами, простирающимися на многие километры. Знаменитое урочище Чарские пески – реликт пустыни, сохранившийся непонятно каким образом и с каких времен.

С крайнего бархана хорошо виден выделяющийся на темно-зеленом фоне старой кустарниково-лиственничной тайги, раскинувшейся на десятки километров между ограничивающими долину горными кряжами, светло-зеленый квадрат сравнительно молодой поросли. Это цель его похода: он пришел собирать растения. Здесь можно найти и заносные растения, и характерные для этого региона растения-пионеры. Место это уникально. До ближайшего человеческого жилья не менее десяти километров. Это не гарь, заселяемая растениями после лесного пожара, и не вырубка. Вернее, не просто вырубка. На этом месте много лет был один из островков ГУЛАГа[27] – зона, через которую прошли тысячи и тысячи заключенных. Попасть сюда и сегодня можно только самолетом либо зимником. Но самолетами тогда возили только то, что добывали здесь заключенные. Говорят, из десяти машин, которые отправляли в Чару, по зимнику[28] доезжало меньше половины, сколько заключенных доходило – неизвестно. Их накапливали в этом лагере и выводили на неделю сменами за двадцать километров в Мраморное ущелье хребта Кодар. Там, на высоте 200 метров, в отвесных стенах пади шла урановая жила, и подвешенные на веревках зеки кайлом отбивали куски породы.

Удар по рельсу означал команду на передышку, в течение которой другие зеки внизу собирали отбитые куски и в мешках отправляли на примитивную обогатительную фабрику, построенную у выхода из пади.

Вот отсюда первично обогащенный уран самолетиками и увозили на Большую Землю. А заключенные, отработавшие свою смену в Мраморном ущелье, возвращались в основной лагерь, на «отдых».