Проклятие Византии и монета императора Константина - Мария Очаковская

– Чего бежать впереди паровоза? Куда торопиться? Я не такой, как эти пришлые… – шептал он, лежа на лапнике в своем шалаше и погружаясь в сон, и мысленно обращался к жене: – Потерпи еще, Натка, теперь недолго осталось. Скоро все изменится! Совсем другая жизнь у нас начнется! Ты мне не верила, а зря. Я всегда знал, что этот лес и эти горы нам помогут и прокормят, отдадут всё, что положено нам по праву рождения. Что б ты там ни говорила! – В своих мыслях Андрей вел разговор с женой легко, непринужденно и произносил красивые слова, как у нее в книжках. – Я заберу у этой земли то, что она берегла тысячелетиями! – Эти слова все время вертелись у Андрея на языке, но почему-то сказать их вслух, жене в лицо, он не мог, не решался.

Натка их так и не услышала. Никогда.

Так пусть разгорится сердце твое и душа твоя ко мне и к телу моему и к лицу моему…

Из грамоты № 521, Новгород, случайная находка, условная дата 1400–1410 гг.

Еще в понедельник аспирантка второго года кафедры древнерусской истории Московского университета Марья Геннадьевна Калашина чувствовала себя самым несчастным человеком на свете, как вдруг во вторник под вечер, примерно часов около шести, ситуация в корне изменилась. «Свершилось чудо! Самое настоящее чудо!» – подумала Мария Геннадьевна. На радостях она была готова петь, танцевать, ходить колесом, если бы только умела, и, едва сдерживая чувства, бросилась звонить подруге Ирине. Потому что именно Ирка первой подала ей идею, а потом и разработала план действий, который сейчас так замечательно сработал!

В этих делах Ирка всегда четко соображала, что тут говорить, опыта у нее реально больше. Не в пример Маше, у которой за все двадцать три года жизни было только два толковых парня, один в школе, другой в институте. С Борисом, правда, они долго встречались и даже квартиру вместе снимали. Но на последнем, пятом курсе, когда на Машин поток пришел Дмитрий Сергеевич Лобов и стал вести теорию полевой археологии, все отношения с Борькой рухнули – Маша без оглядки влюбилась в своего преподавателя и ничего с собой поделать не могла. Еще бы! На лекции Лобова сбегался народ даже с соседних потоков.

– Да, пусть это банально! Я – студентка, он – профессор, археолог с именем. Пусть таких, как я, у него пруд пруди. Пусть шансы у меня нулевые! Но зато с таким человеком, как Лобов, никогда, ни-ког-да не бывает скучно! – объясняла она Ирке, а тем временем перед ее мысленным взором вставала пресно-вежливая физиономия Бориса. Вот он берет ее за руку и произносит свое коронное «какскажешьлюбимая» с таким видом, будто говорит эту фразу уже как минимум лет двадцать.

Вопреки Машиным ожиданиям подруга не только не стала ее разубеждать, а даже, наоборот, приободрила и посоветовала записаться в лобовскую летнюю экспедицию, что Мария не откладывая и исполнила. А заодно сдала экзамены в аспирантуру, аккурат на ту кафедру, где трудился ее горячо любимый Дмитрий Сергеевич.

Однако в лагере выяснилась ужасная вещь – у Лобова есть баба! Вернее, даже не баба, а какой-то «товарищ по партии», как Крупская у Ленина. Тихая, скромная, неприметная Тася, сразу видно, научный работник, архивный червь 70-го уровня. Но как бы то ни было, спал этот червь с Лобовым в одной палатке, а Маша промучилась весь полевой сезон как последняя дура.

– Конечно, дура! Настоящая Каша Малашина (так Марью Геннадьевну дразнили еще в школе), – с чувством заявила Ирка, услышав историю про соперницу. – Молча ходить страдать ни разу не круто! Надо было действовать!

– А может, он с ней счастлив? – попробовала возразить Маша.

– Счастлив?! Ты сначала на себя в зеркало посмотри, а потом на эту его Таську. Это же какая-то «бух-гал-тэрия»! Вас даже сравнивать нельзя.

– Внешность для него не главное! – опять возразила Маша, но, бросив взгляд в зеркало, замолчала – она была и в самом деле девушкой очень привлекательной. Натуральная блондинка с хорошей фигурой, с немножко кукольным, но в то же время умным личиком, на котором сверкали большие агатовые глаза.

– Это тебе так кажется! А мужик, будь он хоть генерал, хоть профессор, как твой обожаемый Лобов, все равно сначала на задницу и на ноги смотрит, – уверенно чеканила слова Ирка, – а уж потом… беседу ведет. У тебя с этим все в полном порядке. Ты пойми, Машк, красивые бабы, как правило, дуры. Мы с тобой – редчайшее исключение. Прикинь, у тебя и красота, и ум, и образование, и вкус, и квартира, и папа банкир…

– Папа-то тут каким боком?

– Пока никаким, но я сейчас не об этом. Я тебе вот что скажу: современный мужик, как мотор, его завести нужно, но только не резко, а деликатно… Он ведь – интеллектуал, не австралопитек какой-нибудь. Понимаешь, деликатно… А способов тут сто-пятьсот. Во-первых, комплименты! На похвалу мужики здорово ведутся, только упор делай не на внешность, а на профессиональную сферу. Хвали его статьи, восхищайся лекциями, цитируй книжки, закатывай глаза, короче, ты это умеешь. А во-вторых, мужчины любят внимание, пусть самое копеечное, допустим, открыточка к 23 февраля или пирожок к чаю, но постоянное. Иногда можно и на подарок потратиться. К дню рождения, скажем. Он у тебя кто? Археолог? Вот и подари ему…

– …лопату! – продолжила Маша, и обе подруги покатились со смеху.

– Ну а, в-третьих, дорогая моя, сила женщины в ее слабости. Когда надо таскать научную макулатуру на кафедру, ты должна быть здоровой, как буйвол, но когда вы наедине остались, у тебя может случайно нога подвернуться или голова закружиться… Креативный подход, понимаешь?

Потом Ирка говорила еще про эмоциональный фон и ситуационное либидо, возникающие под влиянием глубокого декольте и мини-юбок. Словом, советов она надавала целый вагон. Маша решила действовать.

И вскоре результат не замедлил себя ждать. Пусть не явный, понятный лишь ей одной, но Лобов, похоже, клюнул!

Обычное его сухое приветствие «Здравствуйте, Мария Геннадьевна» как-то постепенно сменилось на «Доброе утро, Машенька» или даже на: «Машенька, как вы сегодня чудесно выглядите!» – а рядовая обезличенная переписка по электронке – на вполне себе персонифицированные звонки на мобильный. Однажды – после вручения поздравительной открытки к Дню единения и согласия – аспирантка Калашина с замиранием сердца приняла приглашение профессора в университетское кафе. «Давайте-ка, Машенька, кофейку сходим попить». Хотя в тот день у них на кафедре сломался электрочайник…

– Не в чайнике дело! – уверяла подругу Ирка. – Он стопудово клюнул!

Да и как не клюнуть, если аспирантка Калашина, невзирая на сильную боль в вывихнутой лодыжке, мужественно доставила забывчивому профессору флешку с презентацией его доклада за пять минут до выступления.

– О! Если бы не Калашина, то я бы сегодня имел весьма бледный вид, – рассказывал потом Лобов кому-то в кулуарах. А Маша, случайно оказавшаяся рядом, замерла и навострила уши. – Прекрасная девушка, очень толковая, и по-настоящему археологии предана, знаете, не из нынешних аусграбберов[15]. И в Торнове она не новичок!