Остров обреченных - Богдан Сушинский

– Вот как? – изумленно выдохнула Маргрет. – Я даже предположить не могла, что это длится так долго, что эта страсть…

– О страсти вам лучше потолковать с герцогиней Алессандрой, «красавицей в мавританском стиле». Впрочем, не будем об этом. Одно только плохо, в этом моем возрасте…

– Что именно?

– Сказать?

– Конечно.

– Честно? Как женщина женщине?

– Я тебя не выдам.

– Да что тут выдавать? А главное кому? Так вот одно в «нашем» – моем возрасте женском плохо: что мужчины наши, увы, стареют вместе с нами. И, что самое страшное, многие даже значительно раньше нас. А все остальное, как и в твои девятнадцать.

Она обняла Маргрет, и они рассмеялась, как две юные заговорщицы; и старая сводница-луна столь же каверзно и греховно ухмылялась им в ответ.

– Ладно, заговорилась я тут с тобой. Пойду прослежу, чтобы не забыли погрузить на повозки все, что нам понадобится в дороге. Герцог поначалу распорядился дать нам карету и всего лишь одну повозку для багажа. Я настояла, чтобы дали две. Как думаешь, если утром попросить третью, удар его не хватит?

– А по-моему, двух достаточно.

– Нет, все-таки попрошу третью. Из вредности своей корсиканской. К тому же потребую, чтобы дали тебе денег, драгоценностей. Ну, пусть не в виде приданого, а просто так. Надо же тебе с чего-то начинать на той, далекой, невесть кем, когда и для чего сотворенной земле! Герцогиня, правда, небольшую шкатулку с драгоценностями уже дала. Но для нас с вами, Маргрет, этого мало, – вновь воинственно подбоченилась Бастианна. – Если уж завоевывать Новый Свет, то завоевывать, как подобает парижанкам.

Бастианна вернулась в комнату и направилась к двери, но Маргрет попыталась остановить ее.

– Ты же так и не рассказала, зачем вас захватил французский корабль, и что там с вами происходило, а главное, каким образом оказалась в нашем доме. Я уже несколько раз спрашивала тебя об этом, но всякий раз ты отмалчиваешься.

– И не стану рассказывать.

– По-че-му? – притворно обиделась Маргрет.

– Потому что тебе этого пока что не понять.

– Мне уже девятнадцать, Бастианна. Я обручена, и мы с Роем уже даже… – приложила она палец к губам.

– Вот об этом тебе, бесстыдница, лучше помолчать, – вполголоса усовестила ее корсиканка. – Даже со мной. Пока что, – тут же спохватилась она. – А вот на корабле расскажешь поподробнее. Уж что-что, а я такие истории люблю. Кстати, о том, что происходило со мной, тоже узнаешь на корабле. Потому что, только побывав на палубе неделю – другую, увидев совершенно озверевших без женщин, осатанело мечущихся в тоске от борта к борту мужчин, в состоянии будешь понять, что они вытворяли с нами там, в море, после того как корабли отошли подальше от берегов Корсики.

9

Шпиль собора освещался уже не месяцем, а яркими лучами утреннего солнца, когда трубач на привратной башне протрубил свою прощальную мелодию, ворота замка открылись и карета изгнанницы выкатилась на устланную древним булыжником мостовую, ведущую вдоль крутого берега речушки на север, к развилке дорог, одно из ответвлений которой уводило к Парижу, другое – на север, в сторону Гавра.

Поскольку Маргрет из замка изгоняли, герцог запретил устраивать какие бы то ни было проводы, и даже матери ее разрешил попрощаться только в виде благословения на далекий и нелегкий путь, которое молодая изгнанница получила и из уст епископа Роже. Сам же герцог Николя де Роберваль лишь сквозь зубы процедил:

– Когда станешь благоразумной и поведешь себя в Новой Франции, как подобает дочери пэра, герцога де Роберваля, через три года я, возможно, сумею простить тебя и даже решусь принять в своем замке. Но не раньше.

– Три года – слишком малый срок, чтобы я… сумела простить вас, герцог де Роберваль, – холодно ответила Маргрет, поправляя наброшенную на плечи черную дорожную накидку. – А потому советую запастись терпением.

Если при прощании мать и сумела сдержать слезы, то только потому, что слез этих у нее уже не было. Алессандра проплакала всю ночь, и лицо ее распухло так, что в ближайшие две недели показаться на глаза своему возлюбленному маркграфу де Мовелю она вряд ли решится.

Чтобы подчеркнуть, что лично он провожать дочь не собирается, герцог ушел со двора, поднялся на выходящий к воротам балкон и только тогда приказал выпустить обоз юной герцогини. Не решаясь ослушаться грозного мужа, Алессандра, сама помнившая о любовном грехе своем, робко последовала за герцогом. Однако Маргрет простила ей это. Ей, все еще остающейся в этом мрачном замке, она могла только посочувствовать.

– Вам-то за что такое наказание, досточтимая донья Бастианна? – сочувственно спросил Отставной Бомбардир, помогая замешкавшейся служанке сесть в карету.

– Это для Маргрет – наказание, – беззаботно ответила корсиканка. – Меня же спроси, за что мне такое… помилование.

Усевшись на переднее сиденье, чтобы герцогине оставалась вся задняя часть кареты, она сияла от радости. Едва осмотревшись в уютной, оббитой шерстяной тканью карете, она тотчас же приоткрыла окошечко, чтобы лучше видеть окрестности. Маргрет почувствовала, что корсиканка действительно истосковалась по дороге, по воле, по морю; что она и в самом деле прирожденная путешественница, и никакими дальними странствиями ее не запугаешь. И эта бесшабашность Бастианны, ее уверенность в себе постепенно передавались Маргрет.

– Ей вы, душегубы! – прикрикнула корсиканка на вооруженных конных слуг, которые сопровождали их обоз. – Не пылите тут. И вообще, держитесь подальше, чтобы герцогиня, а уже тем более я, видели ваши полупьяные личика как можно реже.

Всадники тотчас же разделились, и двое из них ускакали вперед, двое стали держаться позади обоза. Карета тронулась в путь. Замок, разные места, Париж, все это уже оставалось в прошлом. Не прошло и часа, как у какой-то деревушки все четверо слуг вновь оказались у кареты.

– Клод! – прокричал старший из них. – Нас догоняет группа всадников, человек пять.

– Всего лишь? – ответил тот. – С возницами повозок нас семеро. И все вооружены. Кстати, герцогиня, для вас я тоже кое-что припас.

Приоткрыв рундук своего передка, он на глазах у выглянувшей из кареты Маргрет извлек оттуда аркебузу. По странному готическому узору на ложе ее Маргрет сразу же определила, что это и есть та самая, из которой только вчера она училась стрелять. Теперь она приняла это оружие у Отставного Бомбардира, – она так и решила называть Клода – как ценнейший дар. – И еще, вот, пистолет, – не переставал удивлять ее Клод. – И мешочек, в котором тридцать зарядов к аркебузе и десять к пистолету.

– Вы что, на войну собрались? – изумилась Бастианна. – Или, может, вздумали вместе с герцогиней захватить корабль, чтобы поднять черный флаг?

– Начну с корабля и черного флага, – пообещала Маргрет. – И еще подумаю, взять ли тебя в команду. Клод, ты согласен захватить один из кораблей адмирала де Роберваля и поднять черный флаг? – О приближающихся всадниках она старалась не думать. Это ведь могли быть и случайные проезжие.