Дни - Джеймс Лавгроув

Между Фрэнком и самым центром здания остается еще один отдел – «Кондитерский». Таким, наверное, представляет себе рай ребенок-сладкоежка – таким, наверное, рисуется ад добросовестному дантисту. Конфетные заросли достигают потолка, стены заставлены плотными рядами банок с завернутыми в фольгу тянучками и помадками, а на полках холодильников пирамидами громоздятся сделанные вручную трюфеля, дожидаясь, когда их выберут, уложат в коробочки и взвесят. На прилавках кричащими букетиками красуются леденцы на палочках, вокруг кассовых аппаратов, будто электрические провода, обвиваются лакричные косицы, поблескивают целлофановыми обертками палочки фирменной леденцовой карамели «Дней» – наполовину черные, наполовину белые, и на них много раз ярко-зелеными буквами выведено название магазина. Грушевые драже, монпансье и леденцы от кашля продаются по полкило. Пестрый калейдоскоп из ассорти, конфеток-желе и разноцветных карамелек, выставленных на обозрение, вызвал бы инфаркт у хамелеона. Тут есть прямоугольники ирисок, треугольники нуги и марципаны всех мыслимых геометрических форм. Есть и большие слоистые легенды, жевательные резинки и мятные пастилки – со вкусом от мягкого до зверского. И, конечно же, шоколад – шоколад всех оттенков от смоляного до молочно-белого, с сотней градаций коричневого в промежутке. Шоколад горький, сладкий, горько-сладкий, начиненный орехами, изюмом, орехами и изюмом, – от плиточек величиной с игральную кость до плит размерами с могильную… Воздух так пропитан сахаром, что кажется, лишь вдыхая его, можно вскоре оказаться в диабетической коме.

Выйдя из «Кондитерской», Фрэнк приближается к месту назначения, к цели, ради которой он пересекал гигамаркет в юго-восточном направлении. Это – кольцо, опоясывающее Зверинец. На каждом этаже имеется одна широкая, кольцеобразная эспланада, где покупатели могут посидеть и отдохнуть между покупками; кроме того, она позволяет укоротить путь от одного угла магазина к другому. Эти кольца, где расставлены сосновые скамейки и растения в горшках (главным образом филодендроны и суккуленты), где пол вымощен белым мрамором, кажутся оазисами покоя и отдохновения среди беспощадного, лихорадочного водоворота купли-продажи, царящего во всех отделах. Впрочем, следует отметить, что скамеек здесь не много, расстояния между ними большие, обслуживание в ресторанах – быстрое, но небрежное, а еда, предлагаемая в кафетериях, – мягко говоря, малосъедобная.

Кольцо на Красном этаже сейчас безлюдно. Весь атриум, вплоть до огромного стеклянного купола, объят тишиной, если не считать шелеста листьев, тихого журчанья воды и случайных звериных криков: все эти звуки доносятся снизу, из Зверинца.

Фрэнк подходит к ограде, которой обнесен внутренний край кольца, опирается о перила и, наклонившись, выглядывает, вывернув шею так, что его дыхательное горло образует как бы согнутую руку – если принять за ее локоть адамово яблоко. Он всматривается в купол, раскинувшийся на расстоянии ста двадцати метров от него.

Вращение купола, как и передвижение звезд по небу, происходит слишком медленно, а потому незаметно для человеческого глаза. Фрэнк знает, что механизм купола устроен таким образом, что, независимо от времени года, незатемненная половина всегда смотрит на солнце, но он никогда не мог понять, зачем Старик День выдумал такое сложное устройство, если было бы гораздо дешевле возвести совершенно прозрачный купол, – вдобавок такой купол ничуть не хуже, а напротив, куда лучше освещал бы атриум. Конечно, двуцветный купол служит гигантским логотипом, который как бы накладывает печать «Дней» на все здание, и, конечно, подобное техническое достижение достойно восхищения, однако – лично для Фрэнка – двадцатичетырехчасовое вращение купола служит лишь нежеланным напоминанием о неумолимом, непоправимом ходе времени. Если верить куполу, каждый день разделяется на две совершенные равноденственные половины – двенадцать часов света, двенадцать часов тьмы. Если верить куполу, все дни одинаковы.

Фрэнк опускает голову и глядит на поднимающиеся ярусы этажей в полутора километрах отсюда, а затем вниз, на прозрачный сетчатый навес и решетки оросительных труб над Зверинцем.

Растительный шатер Зверинца, начинающийся пятью метрами ниже того уровня, где стоит Фрэнк, представляет собой волнующееся море пальм, между бахромчатых листьев которых то там, то сям торчат папоротники. К стволам деревьев льнут кустарники-эпифиты, а кое-где сквозь бреши в листве пальм Фрэнк замечает орхидеи и бамбуковые побеги, растущие вокруг их корней. Этот рукотворный тропический лес испускает влажный, насыщенный паром аромат. Нефритовую гущу джунглей оживляют подвижными пятнами тени от листьев.

Где-то в западной части верхушки деревьев оглашаются пронзительными воплями макаки. Кто-то поблизости от Фрэнка отвечает на них чередой заикающихся смешков – «як-як-як», перерастающих в громкое уханье. Макака снова затевает спор из-за территории, и ухающие существа покорно замолкают. Между листьями вспархивает алое пятно – это попугай перелетает с ветки на ветку. По подлеску прошмыгивает мелкий зверек вроде кролика. Крупная ярко-синяя бабочка, шурша крыльями, подлетает к самой сетке, некоторое время бестолково в нее бьется, потом упархивает обратно в гущу зелени. Тысячи других насекомых тихо стрекочут, гудят и выводят трели; когда магазин откроется для покупателей, этот пронзительный ликующий концерт потонет в шуме человеческих голосов и гулком топоте. Фрэнк прикрывает глаза и сосредоточивает свой слух на успокаивающих шорохах и шелестах Зверинца. Вот по этим звукам он будет скучать, их ему несомненно будет не хватать. Как часто по утрам мысль об этих недолгих мгновеньях, когда перед началом сумасшедшего дня можно молча постоять, всматриваясь в полог Зверинца, оказывалась единственным побудительным мотивом, заставлявшим его вылезать из постели!

Зверинец – не зоопарк и не заповедник. Это, говоря попросту, хитроумная клетка. Животных свозят сюда со всего мира по заказу и держат в Зверинце временно – до тех пор, пока покупатели не управятся со всеми формальностями, чтобы забрать товар. Политика, которой придерживается магазин при торговле дикими животными, поражает отсутствием каких-либо зоологических предрассудков. Неважно, относится животное к исчезающему виду или встречается на каждом шагу, – если клиент желает его приобрести и способен оплатить такую покупку, он получит то, что хочет.

Никто не задерживается в Зверинце надолго. Например, завтра макаки здесь уже не будет. Сегодня, через несколько часов, специально обученные работники магазина, облачившись в защитные костюмы, вооружившись винтовками со снотворными дротиками, спустятся в рукотворные джунгли, окружат обезьянку и усыпят ее. Потом макаку поместят в клетку и отправят к новому владельцу – промышленнику, пожелавшему подарить необычную зверушку дочке в день ее тринадцатилетия. Единственные постоянные обитатели Зверинца – насекомые, которые являются неотъемлемой частью здешней экосистемы. Но поскольку размножаются они быстро, их тоже продают.

Короче, Зверинец – это всего лишь отдел гигамаркета, такой же, как все остальные отделы. Вместе с тем для Фрэнка, горожанина с пожизненным стажем, буйная, пышная зелень Зверинца, опьяняюще чужеродная, стала причудливой симфонией, ласкающей одновременно зрение, слух и обоняние. Зверинец, в котором протекает своя загадочная жизнь, – это большой город Природы, где незримо бурлит свое производство, вспыхивают споры из-за территории, обитатели прибывают и убывают, и вся эта повседневная череда хлопот вроде бы происходит совершенно независимо от внешнего окружения – гигантского торгового центра.