Прощай, оружие! - Эрнест Хемингуэй

Рокка не обратил на него внимания и принялся растолковыватьмне смысл шутки: — Понимаете, в чем тут соль? — по-видимому, это была оченьостроумная шутка, если ее правильно понять. Мне подлили еще вина, и я рассказаланекдот об английском рядовом, которого поставили под душ. Потом майоррассказал анекдот об одиннадцати чехословаках и венгерском капрале. Выпив ещевина, я рассказал анекдот о жокее, который нашел пенни. Майор сказал, что естьзабавный итальянский анекдот о герцогине, которой не спалось по ночам. Тутсвященник ушел, и я рассказал анекдот о коммивояжере, который приехал в Марсельв пять часов утра, когда дул мистраль. Майор сказал, что до него дошли слухи,что я умею пить. Я отрицал это. Он сказал, что это верно и что, Бахуссвидетель, он проверит, так это или нет. Только не Бахус, сказал я. Не Бахус.Да, Бахус, сказал он. Я должен пить на выдержку с Басси Филиппе Винченца. Бассисказал нет, это несправедливо, потому что он уже выпил вдвое больше, чем я. Ясказал, что это гнусная ложь, Бахус или не Бахус, Филиппе Винченца Басси илиБасси Филиппе Винченца ни капли не проглотил за весь вечер, и как его,собственно, зовут? Он спросил, а как меня зовут — Энрико Федерико или ФедерикоЭнрико? Я сказал, Бахуса к черту, а кто крепче, тот и победит, и майор дал намстарт кружками красного вина. Выпив половину кружки, я не захотел продолжать. Явспомнил, куда иду.

— Басси победил, — сказал я. — Он крепче. Мне пора идти.

— Верно, ему пора, — сказал Ринальди. — У него свидание. Ужя знаю.

— Мне пора идти.

— До другого раза, — сказал Басси. — До другого раза, когдау вас сил будет больше.

Он хлопнул меня по плечу. На столе горели свечи. Все офицерыбыли очень веселы.

— Спокойной ночи, господа, — сказал я.

Ринальди вышел вместе со мной. Мы остановились на дворе уподъезда, и он сказал:

— Вы бы лучше не ходили туда пьяным.

— Я не пьян, Ринин. Честное слово.

— Вы бы хоть пожевали кофейных зерен.

— Ерунда.

— Я вам сейчас принесу, бэби. Пока погуляйте здесь. — Онвернулся с пригоршней жареных кофейных зерен. — Пожуйте, бэби, и да хранит васбог.

— Бахус, — сказал я.

— Я прово??у вас.

— Да я в полном порядке.

Мы шли вдвоем по городу, и я жевал кофейные зерна. У въездав аллею, которая вела к вилле англичан, Ринальди пожелал мне спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал я. — Почему бы и вам не зайти?

Он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я предпочитаю более простыеудовольствия.

— Спасибо за кофейные зерна.

— Не стоит, бэби. Не стоит.

Я пошел по аллее. Очертания кипарисов по сторонам быличеткие и ясные. Я оглянулся и увидел, что Ринальди стоит и смотрит мне вслед, ия помахал ему рукой.

Я сидел в приемной виллы, ожидая Кэтрин Баркли. Кто-то вошелв вестибюль. Я встал, но это была не Кэтрин. Это была мисс Фергюсон.

— Хэлло, — сказала она. — Кэтрин просила меня передать вам,что, к сожалению, она сегодня не может с вами увидеться.

— Как жаль. Она не больна, надеюсь?

— Она не совсем здорова.

— Скажите ей, пожалуйста, что я очень огорчен.

— Скажу.

— А может быть, мне зайти завтра утром?

— Зайдите.

— Очень вам благодарен, — сказал я. — Покойной ночи.

Я вышел из приемной, и мне вдруг стало тоскливо и неуютно. Яочень небрежно относился к свиданию с Кэтрин, я напился и едва не забыл прийти,но когда оказалось, что я ее не увижу, мне стало тоскливо и я почувствовал себяодиноким.

На другой день мы узнали, что ночью в верховьях реки будетатака и мы должны выехать туда с четырьмя машинами. Никто ничего не зналтолком, хотя все говорили с большим апломбом, выказывая свои стратегическиепознания. Я сидел в первой машине, и когда мы проезжали мимо ворот английскогогоспиталя, я велел шоферу остановиться. Остальные машины затормозили. Я вышел ивелел шоферам ехать дальше и ждать нас на перекрестке у Кормонской дороги, еслимы их не нагоним раньше. Я торопливым шагом прошел по аллее и, войдя вприемную, попросил вызвать мисс Баркли.

— Она на дежурстве.

— Нельзя ли мне повидать ее на одну минуту?

Послали санитара узнать, и он вернулся с ней вместе.

— Я зашел узнать о вашем здоровье. Мне сказали, что вы надежурстве, и я попросил вас вызвать.

— Я вполне здорова, — сказала она. — Вероятно, это от жарыменя вчера разморило.

— Мне надо идти.

— Я на минутку выйду с вами.

— Вы себя совсем хорошо чувствуете? — спросил я, когда мывышли.

— Да, милый. Вы сегодня придете?

— Нет. Я сейчас еду — сегодня потеха на Плаве.

— Потеха?

— Едва ли будет что-нибудь серьезное.

— А когда вы вернетесь?

— Завтра.

Она что-то расстегнула и сняла с шеи. Она вложила это мне вруку.

— Это святой Антоний, — сказала она. — А завтра вечеромприходите.

— Разве вы католичка?

— Нет. Но святой Антоний, говорят, очень помогает.

— Буду беречь его ради вас. Прощайте.

— Нет, — сказала она. — Не прощайте.

— Слушаюсь.

— Будьте умницей и берегите себя. Нет, здесь нельзяцеловаться. Нельзя.

— Слушаюсь.

Я оглянулся и увидел, что она стоит на ступенях. Онапомахала мне рукой, и я послал ей воздушный поцелуй. Она еще помахала рукой, ипотом аллея кончилась, и я уже усаживался в машину, и мы тронулись. СвятойАнтоний был в маленьком медальоне из белого металла. Я открыл медальон ивытряхнул его на ладонь.

— Святой Антоний? — спросил шофер.

— Да.

— У меня тоже есть. — Его правая рука отпустила руль,отстегнула пуговицу и вытащила из-под рубашки такой же медальон. — Видите?

Я положил святого Антония обратно в медальон, собрал в комоктоненькую золотую цепочку и все вместе спрятал в боковой карман.

— Вы его не наденете на шею?