Прощай, оружие! - Эрнест Хемингуэй

— Нет.

— Лучше надеть. А иначе зачем он?

— Хорошо, — сказал я. Я расстегнул замок золотой цепочки,надел ее на шею и снова застегнул замок. Святой повис на моем форменном френче,и я раскрыл ворот, отстегнул воротник рубашки и опустил святого Антония подрубашку. Сидя в машине, я чувствовал на груди его металлический футляр. Скоро япозабыл о нем. После своего ранения я его больше не видел. Вероятно, его снялкто-нибудь на перевязочном пункте.

Переправившись через мост, мы поехали быстрее, и скоровпереди на дороге мы увидели пыль от остальных машин. Дорога сделала петлю, имы увидели все три машины; они казались совсем маленькими, пыль вставала из-подколес и уходила за деревья. Мы поравнялись с ними, обогнали их и свернули надругую дорогу, которая шла в гору. Ехать в колонне совсем не плохо, еслинаходишься в головной машине, и я уселся поудобнее и стал смотреть по сторонам.Мы ехали по предгорью со стороны реки, и когда дорога забралась выше, на северепоказались высокие вершины, на которых уже лежал снег. Я оглянулся и увидел,как остальные три машины поднимаются в гору, отделенные друг от друга облакамипыли. Мы миновали длинный караван навьюченных мулов; рядом с мулами шлипогонщики в красных фесках. Это были берсальеры.

После каравана мулов нам уже больше ничего не попадалосьнавстречу, и мы взбирались с холма на холм и потом длинным отлогим склономспустились в речную долину. Здесь дорога была обсажена деревьями, и за правойшпалерой деревьев я увидел реку, неглубокую, прозрачную и быструю. Рекаобмелела и текла узкими протоками среди полос песка и гальки, а иногда, каксияние, разливалась по устланному галькой дну. У самого берега я видел глубокиеямы, вода в них была голубая, как небо. Я видел каменные мостики, дугойперекинутые через реку, к которым вели тропинки, ответвлявшиеся от дороги, икаменные крестьянские дома с канделябрами грушевых деревьев вдоль южной стены,и низкие каменные ограды в полях. Дорога долго шла по долине, а потом мысвернули и снова стали подниматься в гору. Дорога круто поднималась вверх,вилась и кружила в каштановой роще и наконец пошла вдоль кряжа горы. В просветахмежду деревьями видна была долина, и там, далеко внизу, блестела на солнцеизвилина реки, разделявшей две армии. Мы поехали по новой каменистой военнойдороге, проложенной по самому гребню кряжа, и я смотрел на север, где тянулисьдве цепи гор, зеленые и темные до линии вечных снегов, а выше белые и яркие влучах солнца. Потом, когда опять начался подъем, я увидел третью цепь гор,высокие снеговые горы, белые, как мел, и изрезанные причудливыми складками, аза ними вдалеке вставали еще горы, и нельзя было сказать, видишь ли их или этотолько кажется. Это все были австрийские горы, а у нас таких не было. Впередибыл закругленный поворот направо, и в просвет между деревьями я увидел, какдорога дальше круто спускается вниз. По этой дороге двигались войска, и грузовики,и мулы с горными орудиями, и когда мы ехали по ней вниз, держась у самого края,мне была видна река далеко внизу, шпалы и рельсы, бегущие рядом, старыйжелезнодорожный мост, а за рекой, у подножья горы, разрушенные дома городка,который мы должны были взять.

Уже почти стемнело, когда мы спустились вниз и выехали наглавную дорогу, проложенную вдоль берега реки.

Дорога была запружена транспортом и людьми; по обе стороныее тянулись щиты из рогожи и соломенных циновок, и циновки перекрывали еесверху, делая похожей на вход в цирк или селение дикарей. Мы медленнопродвигались по этому соломенному туннелю и наконец выехали на голое,расчищенное место, где прежде была железнодорожная станция. Дальше дорога былапрорыта в береговой насыпи, и по всей длине ее в насыпи были сделаны укрытия, ив них засела пехота. Солнце садилось, и, глядя поверх насыпи, я виделавстрийские наблюдательные аэростаты, темневшие на закатном небе над горами поту сторону реки. Мы поставили машины за развалинами кирпичного завода. Вобжигательных печах и нескольких глубоких ямах оборудованы были перевязочныепункты. Среди врачей было трое моих знакомых. Главный врач сказал мне, чтокогда начнется и наши машины примут раненых, мы повезем их замаскированнойдорогой вдоль берега и потом вверх, к перевалу, где расположен пост и гдераненых будут ждать другие машины. Только бы на дороге не образовалась пробка,сказал он. Другого пути не было. Дорогу замаскировали, потому что онапросматривалась с австрийского берега. Здесь, на кирпичном заводе, береговаянасыпь защищала нас от ружейного и пулеметного огня. Через реку вел только одинполуразрушенный мост. Когда начнется артиллерийский обстрел, наведут еще одинмост, а часть войск переправится вброд у изгиба реки, где мелко. Главный врачбыл низенький человек с подкрученными кверху усами. Он был в чине майора,участвовал в ливийской войне и имел две нашивки за ранения. Он сказал, что,если все пройдет хорошо, он представит меня к награде. Я сказал, что, надеюсь,все пройдет хорошо, и поблагодарил его за доброту. Я спросил, есть ли здесьбольшой блиндаж, где могли бы поместиться шоферы, и он вызвал солдата проводитьменя. Я пошел за солдатом, и мы очень быстро дошли до блиндажа, которыйоказался очень удобным. Шоферы были довольны, и я оставил их там. Главный врачпригласил меня выпить с ним и еще с двумя офицерами. Мы выпили рому, и япочувствовал себя среди друзей. Становилось темно. Я спросил, в котором часуначнется атака, и мне сказали, что как только совсем стемнеет. Я вернулся кшоферам. Они сидели в блиндаже и разговаривали, и когда я вошел, они замолчали.Я дал им по пачке сигарет «Македония», слабо набитых сигарет, из которыхсыпался табак, и нужно было закрутить конец, прежде чем закуривать. Маньерачиркнул зажигалкой и дал всем закурить. Зажигалка была сделана в виде радиаторафиата. Я рассказал им все, что узнал.

— Почему мы не видели поста, когда сюда ехали? — спросилПассини.

— Он как раз за поворотом, где мы свернули.

— Да, весело будет ехать по этой дороге, — сказал Маньера.

— Дадут нам жизни австрийцы, так их и так.

— Уж будьте покойны.

— А как насчет того, чтобы поесть, лейтенант? Когданачнется, нечего будет и думать об еде.

— Сейчас пойду узнаю, — сказал я.

— Нам тут сидеть или можно выйти наружу?

— Лучше сидите тут.

Я вернулся к главному врачу, и он сказал, что походная кухнясейчас прибудет и шоферы могут прийти за похлебкой. Котелки он им даст, если уних своих нет. Я сказал, что, кажется, у них есть свои. Я вернулся назад исказал шоферам, что приду за ними, как только привезут еду. Маньера сказал, чтохорошо бы, ее привезли прежде, чем начнется обстрел. Они молчали, пока я неушел. Они все четверо были механики и ненавидели войну.