Молитвы о воле. Записки из сирийской тюрьмы - Катерина Шмидтке
Шрифт:
Интервал:
Еще неделю назад я жаловалась на охранников и условия содержания. Я опасалась депортации и не звонила в русское посольство. Теперь такого шанса нет и не будет. Мы думаем, что нас пристрелят как собак. Если я выживу и выйду отсюда, то первым делом избавлюсь от привычки постоянно жаловаться!!!
Сначала нас было шестнадцать, и все ныли, что не хватает места в двенадцатиметровой камере. Двенадцать метров на шестнадцать человек — это роскошь, точно вам говорю! Сейчас в нашей камере двадцать два человека, и это веселее.
Никакой дедовщины в камере нет. Женщин много, и разобраться в этом обществе с арабским укладом и его подводными камнями оказалось не так просто. Авторитет определялся сроком, проведенным в камере (так как никто не знал, сколько еще осталось сидеть), возрастом и статьей. Хотя если человек вел себя неадекватно, то его быстро опускали.17 Мы сидели недолго, никто точно не знал за что, но Кристине тридцать шесть лет, к тому же иностранки, поэтому мы заняли среднюю нишу.
В первые три дня было очень тяжело. И все бы терпимо, но порой не хватало простой человеческой доброжелательности. Некоторые из девушек возненавидели нас за светлые волосы и голубые глаза. Я несколько ночей боялась, что мне могут порезать лицо. Хотя, наверное, это была моя паранойя.
Я не могла ничего есть. Пытки, унижения и слезы людей — их было так много, что я просто не знала, куда себя девать. Мне было неловко признаваться Кристине, что мне не хотелось есть от шока, в то время как она говорила всем, что чужая боль ее совершенно не трогает. Она не бесчувственная, просто у каждого свой механизм защиты от происходящего. У нее — такой. Она пыталась быть сильной. Я тоже не хотела казаться слабой, поэтому никому ничего не говорила, и все решили, что я объявила голодовку. О чем немедленно было доложено начальству.
Вечером второго дня нас навестил начальник тюрьмы. Я в жизни не видела такую бестолочь. Округлый глупый противный полковник, который важно стоял у нашей камеры и спрашивал, как у нас дела и что мы хотели бы изменить. Такой дешевый цирк! Больше половины женщин в нашей камере не окончили пять классов и без оглядки верили каждому его слову.
— Я не видела солнца девять месяцев, — сказала одна из девушек. — Можно нам завтра хотя бы на пять минут выйти во двор?
— Дорогая! — широко улыбнулся начальник тюрьмы, видимо, все еще считая себя привлекательным. — Ты сама красивая, как солнце! Так зачем тебе видеть солнце? Правильно я говорю?
Девушка лишь растерянно улыбнулась. Одна польза от его посещения — проветрили комнату. И на том спасибо.
На следующий день в нашей камере соорудили туалет, огородив его стеной из бетона, в которой оставили проход со шторкой из простыни. Это сделали не из-за сочувствия к пожилым женщинам, которые никак не могли привыкнуть ходить в туалет по расписанию, как собаки. Вовсе нет.
Дело в том, что рыжеволосая красавица Айя соблазнила одного из охранников по имени Карим. Во время «вылазок» в туалет Айя всегда была последняя и подолгу засиживалась там. Причем не одна. Никто не знал, чем она там занималась с Каримом. Может быть, и ничем. Может быть, он оправдывал свое имя и был очень щедр18 с девушкой, потому что Айя, как ни парадоксально, выходила из туалета очень сытой и довольной собой.
История дошла до начальника, и он как настоящий восточный мужик пришел к выводу, что во всем виновата женщина. Охранника он увольнять не стал. Он просто посчитал, что если лишить нас доступа к общественному туалету, то и проблема будет решена. Логично! Посади женщину в клетку — и нет больше никакого харама!
Целый день все ворчали на Айю: места теперь стало еще меньше и никаких больше проветриваний.
— Совратить охранника! Надо же! — удивлялась Кристина. — Как у нее получилось-то? Она в туалет в парандже ходила!
— Да, — я тоже была ошеломлена. — Это высший пилотаж!
Я успела подружиться с одной девушкой. Ее зовут Зиляль. Я не могу ею не восхищаться. В свой двадцать один год она попала в тюрьму по статье «Терроризм». И проведя девять месяцев в этом подземелье, она не только не отчаялась, но и находила силы, чтобы подбодрить меня.
До ареста она училась в институте. В ее доме в соседнем подъезде жил начальник полиции, которого застрелили. В момент убийства Зиляль там и в помине не было, но, оказавшись на месте происшествия до появления скорой, она пыталась оказать первую помощь другим раненным. Так как ее родственники жили в Европе19, то этого хватило, чтобы выдвинуть против нее обвинение.
Зиляль очень добродушная и веселая. Здесь она чуть ли ни единственная из молодых девчонок, кто обучен грамоте. В Сирии нет обязательного среднего образования, поэтому, когда Кристина дала им Евангелие, они осмотрели книгу со всех сторон и отдали обратно. Только вечером Зиляль почитала им вслух.
Вечером того дня, когда нам установили туалет в камере, девушки были очень недовольны и завязалась потасовка: Фатима замахнулась на Айю. Поднялся шум.
Фатима сидела за проституцию, Айя — за воровство. И хоть Фатима не профессиональная проститутка (у нее есть муж и дети, а свое тело она продавала периодически, когда было совсем нечего есть), но все же в тюремной иерархии она занимала место гораздо ниже, нежели воровка, поэтому замахиваться на Айю у нее права не было вовсе.
Крик стоял долго, пока охранник не стукнул чем-то тяжелым о нашу дверь и сказал, что он идет в ванную комнату.
Тогда все разом замолчали и отошли как можно дальше от середины комнаты к стене. Некоторые взяли одеяла на руки и замерли.
— Почему охранник пошел в ванную? — спросила я у Зиляль.
— Ты умеешь плавать? — ответила та вопросом на вопрос.
— О да! — воодушевленно произнесла я и подробно начала описывать, как ходила в бассейн в Дамаске и какой он, где находился, кто еще там плавал, а главное — какими стилями я владею. Все девушки почему-то очень внимательно меня слушали. Я
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!