Красная Шапочка выходит на охоту - Ната Лакомка

— Королевские ловчие? — тут же переспросила Анна-Ми, и мне стало стыдно, что я мысленно упрекала ее в том, что она забыла о своих обязанностях. — Когда же они приезжают?

— Я жду их со дня на день, — заявил Эрман, потянувшись за третьей тартинкой. — Они уже в Родезе, сегодня пришло письмо.

— Они отчаянные люди, — промурлыкала Анна-Ми. — Приезжают открыто, оповестив о своем приезде…

— А чего им бояться? — удивился городской глава. — Пусть волки боятся!

Тут мне захотелось совсем как Саломее закатить глаза. Оборотень, наверняка, затаится, когда появятся королевские охотники.

Мне пришлось поскучать, пока гости пили чай со сладостями. На правах камеристки я не была отослана в людскую, а села в уголок комнаты, за камином, достав молитвослов. Но прочесть молитву мне не удалось. То и дело я посматривала на гостей, и слышала серебристый смех Анны-Ми, и иногда — бархатистый голос графа. Странно, но его звучание я выделяла среди всех гостей, хотя граф говорил негромко и редко.

Но вот с угощением было покончено, дамы разбрелись по диванчикам и оттоманкам, рассматривая альбомы и болтая, господа пили коньяк, а я ждала, когда стемнеет, чтобы тихонько ускользнуть из дома мадам Латуф и наведаться к третьей заподозренной ведьме — травознае.

Подошла Анна-Ми и незаметно сунула мне в руку грушу — их подавали к столу. Груша была ароматной и желтой, как солнце. И сладкой, наверняка. Анна-Ми лукаво подмигнула и вернулась к мадам Латуф, заговорив о «бабушке Анастейше».

— Вы — камеристка, милочка? — у камина остановилась моложавая дама внушительного роста с орлиным профилем. — Помогите, будьте любезны. У меня расстегнулось ожерелье…

Я вскочила, всем своим видом выражая готовность помочь, и застегнула крохотный замочек на жемчужном ожерелье в три ряда.

В это время мадам Латуф громко обратилась к графу Лагару с просьбой спеть.

— В прошлый раз вы составили такой чудесный дуэт с мадемуазель Саломеей, — сказала она, играя глазами поверх веера, в то время как граф посматривал на нее со снисходительной улыбкой. — Просим, месье! Мадемуазель!

— Просим!.. Просим!.. — полетело со всех сторон.

Саломея посмотрела на брата и подошла к роялю с таким видом, будто делала королевское одолжение. Она достала ноты, села на стульчик и кто-то услужливо поставил канделябр на пюпитр. Граф Лагар встал к роялю, оперевшись локтем, и зашептался с сестрой.

Все внимание было устремлено на них, и я посчитала, что уйти сейчас для меня — самое удобное. Никто и не заметит, что камеристки нет.

— С вашим ожерельем все в порядке, мадам, — шепнула я на ухо даме, которая просила меня о помощи. — Прошу прощения, мне надо выйти…

— С вашей стороны это было бы несусветной глупостью, — сказала она, не отрывая взгляда от Лагаров. — Послушайте, как они поют. Лучше чем в королевской опере.

Задерживаться было бы глупо, но какая-то неведомая сила остановила меня.

Саломея коснулась клавиш, заиграла, и граф запел.

Что за голос! Я задохнулась, потому что в груди стало тесно от восторга. Этот голос был серебряным, сладкострунным, он звал, манил, обещал… Потом к нему присоединила свой голос Саломея, и это было сродни ангельскому пению, когда забываешь обо всем, кроме небес и вечности.

Песня была старинная, о возлюбленных, разделенных морем. И они, стоя на разных берегах, просили волны расступиться, открыть путь любви.

Не на меня одну пение брата и сестры произвело впечатление. Дама с жемчужным ожерельем прослезилась и утирала слезы, не таясь. Девицы замерли, позабыв про альбомы и сплетни, а мужчины пожирали глазами прекрасную Саломею. А она и в самом деле была прекрасна — томная, с блестящими, как звезды, глазами, такая же таинственная и притягательная, как ее брат.

Я посмотрела на графа, и наши взгляды встретились. Мне вдруг показалось, что он поет для меня. Только для меня — обещая рай на земле, лишь бы я пришла к нему, сквозь бурю и волны. И я чувствовала, что готова броситься хоть в море, хоть в огонь, лишь бы слышать этот голос снова и снова…

Но песня закончилась, и я словно очнулась от зачарованного сна. Дама с жемчугами промокнула глаза платочком и сказала:

— Ну как? Я оказалась права? Признайте, что такого нигде больше не услышишь. Это дар Лагаров, проклятый дар, но такой прекрасный!..

— Да, мадам, — пробормотала я, вспомнив все салонные исполнения, что мне приходилось слышать. Ни одно и в сравнение не шло с пением Лагаров. Только почему дар проклятый?..

Брат и сестра принимали благодарности с таким небрежным видом, что у кого-то другого это выглядело бы оскорбительным. Но никто не оскорбился — напротив, Лагаров окружили, осыпая восторгами и просьбами спеть еще.

Может, это имела в виду моя собеседница? Что, завлекая песнями сердца, Лагары сами оставались холодны?..

Я наблюдала за ними с неодобрением.

Граф молчал, загадочно улыбаясь, а Саломея позволила себе покапризничать — и молодые люди бросились умолять ее, чтобы осчастливила, чтобы снизошла и так далее, и так далее.

Позволив поуговаривать себя, Саломея сослалась на усталость и закрыла ноты, бросив их на столик. Молодые люди уныло повесили носы и поплелись к своим дамам, которые ревниво и гневно обмахивались веерами.

— Лагары поют, как сирены, но попробуй, приблизься к ним… — сказала дама с ожерельем.

— О чем вы? — спросила я.

Нет, она не случайно подошла ко мне. И расстегнувшееся ожерелье — это было всего лишь предлогом. Я затаилась за ее спиной, не зная, что сейчас услышу. Но сведения об оборотнях чаще всего именно так и получаешь — случайно, когда не ждешь. Возможно, именно сейчас я узнаю страшную тайну…

— Вас не удивляет, что граф и его сестра такие притягательные, но ни он, ни она не нашли себе пару? — спросила тем временем дама.

— Возможно, они не встретили достойных? — предположила я.

— Возможно, — дама оглянулась на меня через плечо. — Но ваша хозяйка зря смотрит на графа. Попомните мое слово — она пожалеет, если будет продолжать кокетничать с ним.

Невольно я нашла взглядом Анну-Ми — та жеманилась, играя веером и посылая графу Лагару одну улыбку слаще другой. Граф как раз протянул моей подруге бокал с вином, Анна-Ми приняла его, и пальцы ее случайно коснулись руки графа. Или — не случайно?..

— Почему она пожалеет? — спросила я, чувствуя, как по всему телу разливается предвкушение схватки. Я знала, что граф опасен… Он похож на оборотня, он — оборотень… А то, что прикасался к серебру…

— Передайте своей хозяйке, чтобы держалась от графа Лагара подальше, если хочет увидеть свою бабушку, — произнесла дама. — Рауль — только мой. И горе той вертихвостке, что встанет у меня на пути! — она гордо вскинула голову и поплыла к мадам Латуф, бросая в сторону графа огненные взгляды, которых он не заметил.