Хлопушка с прицелом - Евгений Игоревич Новицкий

они могли вернуться… — прошептал режиссер. — Сталин, что ли, воскрес?

— А вот за такие слова мы к тебе особые меры применим, — угрожающе пообещал Растиньяк.

— Да что все это значит?! — вдруг крикнул Хучрай. — Я… я Хрущеву пожалуюсь! Он с вами живо разберется…

— Сместили твоего Хруща, — небрежно ответил на это Растиньяк.

— И даже в расход уже пустили, — добавил Нусинген.

Хучрай побледнел.

— И… и кто же теперь… там? — Он показал пальцем наверх.

— Товарищ Суслов, — сообщил Нусинген. — И его первым приказом при вступлении в должность было — покарать тех, кто заметнее всех выступал против товарища Сталина… Так что вам, Хучрай, повезло. Вас мы одним из первых забрали. Одним из первых же и расстреляем.

— Этого не может быть… — схватился за голову Хучрай. — Не может быть… Не может…

Его правая рука вдруг поползла к груди. Режиссер побледнел еще больше прежнего и вдруг вскрикнул:

— Ай!

Хучрай слегка дернулся, и тотчас после этого его тело обмякло, а голова свесилась набок.

22

Студенты моментально вышли из образа.

— Товарищ Хучрай! Товарищ Хучрай! — дружно завопили они.

Режиссер не отвечал и не двигался. Приятели тормошили его с обеих сторон — сначала робко, потом все сильнее и сильнее. Это было бесполезно. Голова Хучрая по-прежнему безвольно болталась туда-сюда.

— Остановите машину! — заорал Герману Нусинген.

Герман резко надавил на тормоз и озадаченно обернулся назад:

— Что такое?

— Не видите, что ли? Ему плохо! — Растиньяк чуть не плакал.

— Ай-ай-ай, — сочувственно поцокал языком Герман. — Пожалуй, без «Скорой» не обойтись… Но давайте тогда уж довезем его до места назначения.

— Куда? На Лубянку? — ошарашенно посмотрел на него Растиньяк.

— Из роли можете уже выйти, — хохотнул Герман. — Едем на «Мосфильм».

И воронок проворно тронулся с места.

Через пять минут машина влетела в мосфильмовский гараж.

— Ну же! Ну же! Надо вызвать врача! — торопили Германа студенты.

— Спокойно, товарищи, — хладнокровно ответствовал Герман. — Сперва перенесем его в кабинет.

— В какой кабинет? — не понял Нусинген.

— В его личный. Персональный, — пояснил Герман.

— Зачем?! — хором воскликнули приятели.

— Затем, что эту машинку, — Герман побарабанил пальцами по рулю, — мы позаимствовали несколько без спроса. Так вот, чтоб нам с вами не было нагоняя…

— О каком нагоняе вы тут еще говорите? — воскликнул Растиньяк. — До этого ли сейчас? Он, может, уже умер! — добавил он, с ужасом посмотрев на бездвижного Хучрая.

— Если умер, мы ему не поможем, — ледяным тоном заметил Герман.

— Я думал, вы взяли эту машину… с разрешения товарища Хучрая, — заплетающимся языком проговорил Нусинген.

— А он кто — начальник гаража? — усмехнулся Герман. — Нет, я взял не с его разрешения, а по его просьбе… Так что давайте-ка без лишних разговоров перетащим его в кабинет. А то пока мы тут разглагольствуем, он еще десять раз помереть успеет.

Все трое вышли из машины.

Герман стал командовать:

— Так, Нусинген… то есть, это, Нусинов, ты давай за ноги его бери, а ты, Ростов, за руки давай…

Студенты понесли режиссера, Герман шествовал сзади и командовал:

— Так, левее… Правее… Теперь прямо…

Когда режиссера донесли до его кабинета и опустили на стул, приятели были полностью мокрые и тяжело дышали.

— Телефон направо отсюда, — показал Герман в сторону коридора. — Идите звоните.

Студенты двинулись к аппарату, но уже без особой спешки.

— Вызвали? — спросил Герман, когда они вернулись через пару минут.

— Вызвали, — кивнули приятели.

— Теперь слушайте, — начал излагать Герман свою последнюю инструкцию. — Товарищ Хучрай пригласил вас на кинопробы… Не надо никому расписывать, в чем именно состояли эти кинопробы… Это уже неважно. Просто — он вас позвал. Вы пришли, но не успели ни о чем поговорить, так как Хучраю сразу стало плохо. И вы вызвали врача. Вот и все.

— По-вашему, он умер? — мрачно спросил Нусинген, кивая на тело Хучрая.

— Похоже на то, — спокойно ответил Герман. — Но вы меня поняли? Не нужно говорить ни про воронок, ни про нашу поездку, ни про все остальное… Только то, о чем я сейчас сказал, и ничего кроме. Ясно?

— Ясно, — ответил Нусинген.

Растиньяк хотел было что-то возразить, но махнул рукой и тоже ответил:

— Ясно.

23

Лишь глубокой ночью Герман добрался до дома и с порога стал рассказывать обо всем Галине.

— Все прошло идеально, — бодро излагал он. — Комар носа не подточит!

— Он что, и впрямь умер? — ахнула Галина.

— Умер, куда ж ему деваться, — сказал Герман.

— И действительно сам?! — не могла поверить Галина.

— Да, я ему нисколько не помогал, — подтвердил Герман. — Разве что организовал соответствующий антураж.

— И не возникло ничего непредвиденного? — продолжала удивляться Галина.

— Ничегошеньки! — радостно воскликнул Герман.

— Ну, а студенты?

— А что студенты? — пожал плечами Герман. — Лопухи.

— По-твоему, они ни о чем не догадались? — Галина захлопала ресницами.

— Мудрено было бы догадаться, — усмехнулся Герман. — Сам Эйнштейн бы не справился и не разгадал бы мой дьявольский план. Да что там Эйнштейн — тут и Эйзенштейн бы в дураках остался. А он был дошлый малый, я ведь у него учился, помнишь?

— Да-да, ты рассказывал, — кивнула Галина. — Но тебя не настораживает, что пока все твои планы проходят слишком удачно?

— А почему меня должно это настораживать? — хмыкнул Герман. — Напротив — меня это полностью удовлетворяет. И потом, что значит «пока проходят»? Я искренне уповаю, что у меня все будет получаться и в дальнейшем — до самого конца.

— То есть пока ты не перебьешь всех коллег? — уточнила Галина.

— Не всех, а только успешных, — поправил Герман.

— Я просто очень за тебя боюсь, — несмело сообщила Галина. — Боюсь, что твоя самонадеянность тебя же и погубит.

— И как ты себе это представляешь? — усмехнулся Герман.

— Ну, вот ты во всем уверен, а если какое-нибудь непредвиденное обстоятельство?

— Исключено! — перебил ее Герман. — Я в состоянии предвидеть любые обстоятельства.

— Так не бывает, — не согласилась Галина. — Никто не может предвидеть все.

— Ну а я могу, — не унимался Герман.

— С тобой бесполезно говорить, — Галина поморщилась и надула губы.

— Милая, ну прости меня, — подлетел к ней Герман. — Что поделать, если я такой… — Он защелкал пальцами, подбирая слово.

— …гениальный, — подсказала Галина.

— Да, вот именно! — обрадовался Герман.

— Может, я тогда тебе не очень-то и подхожу? — заметила Галина. — Я-то сама отнюдь не гениальная.

— Брось, ты тоже гениальная, — заверил Герман.

— В чем, например?

— Во всем. В актерстве хотя бы.

— Ой, не надо, — она замотала головой.

— Галочка, ну ты что! — забеспокоился Герман. — Ты уже со мной не согласна? Мы ведь давно решили, что мы с тобой — самые талантливые.

— Это только мы решили. А больше никто так не считает.

— А